Бетховен и русские меценаты - Лариса Валентиновна Кириллина

Разумовский с его широким кругом знакомств и тайных осведомителей, безусловно, должен был знать, кто такой на самом деле «художник Мюллер», но в переписке с Зубовым не раскрывал его инкогнито. Возможно, Разумовский тоже считал, что титулованному дворянину зазорно зарабатывать себе на жизнь ручным трудом или коммерцией.

Между тем граф Дейм был интересен не только как автор скульптур и создатель музея. Он сыграл некоторую роль и в истории музыки. Не будучи собственно меломаном, Мюллер-Дейм общался и с Гайдном, и с Моцартом, и с Бетховеном. Многочисленные музыкальные автоматы из Мюллеровской галереи нуждались в пополнении репертуара при помощи новых съемных валиков. Граф Дейм заказывал пьесы лучшим композиторам, а валики для автоматов создавали искусные мастера, включая ученика Гайдна – монаха, композитора и механика Примитивуса Нимеца.

Моцарту же граф заказал ряд пьес для «часов с флейтами», встроенных в так называемую «Гробницу Лаудона» – архитектурно-скульптурную инсталляцию, посвященную памяти знаменитого австрийского полководца фельдмаршала Эрнста Гидеона фон Лаудона (1717–1790). Этим обусловлен глубоко серьезный и даже траурный характер моцартовских пьес, Adagio и Allegro KV 594 и Фантазии KV 608 (оба сочинения в тональности f-moll). В 1791 году граф собственноручно изготовил гипсовую посмертную маску Моцарта, с которой позднее была сделана бронзовая отливка (к сожалению, оригиналы не сохранились).

Из писем Разумовского к Зубову явствует, что Андрей Кириллович высоко оценивал мастерство Дейма как скульптора и считал его точные слепки античных статуй и восковые портреты современников достойными приобретения для коллекции Екатерины II.

Приведу фрагмент письма Разумовского к Зубову от 10 (21) ноября 1795 года, касающийся творчества Мюллера-Дейма[190].

Вот уже много лет здесь находится человек, обладающий превосходным талантом в искусстве изготовления восковых изображений, вызывающих иллюзию полнейшего правдоподобия. Этого человека зовут Мюллер, и он собрал весьма примечательный кабинет изображений подобного рода, где он представляет в подлинном виде самых знаменитых в Европе особ, сходство которых было ими самими признано. Ему была предоставлена счастливая возможность запечатлеть всех членов Императорской семьи после Императора Иосифа, и это удалось ему превосходно, так что его послали в Неаполь с той же самой целью[191]. Король и Королева были настолько удовлетворены его работой, что ему было позволено изготовить гипсовые копии прекрасных статуй из Геркуланума, чего ранее никому еще не разрешалось. Но, едва ему была дарована эта милость, он не преминул о ней пожалеть, учитывая, что Мюллер со своим мастерством должен был достигнуть предельной точности в выполнении такой задачи. Наконец, господин граф, его труд закончен, и он вернулся в Вену, привезя с собою великолепное собрание этих предметов. Тем временем он явился ко мне с прошением предложить их Нашему Двору, и я с готовностью поддержал его, расценив сей объект как достойный угодить Нашей Августейшей Государыне. Однако в качестве основного условия я потребовал от него предоставить мне полнейший каталог с подробнейшим указанием предметов и их стоимости, указав как полную сумму за всё сразу, так и по отдельности за каждую часть его собрания.

Этот каталог я прилагаю здесь и прошу Ваше Превосходительство милостиво передать мне приказания Нашей Августейшей Государыни по сему поводу, если вы рассудите, господин граф, что это предложение в самом деле окажется угодным Ее Императорскому Величеству.

Имею честь питать к вам неизменные чувства глубокого уважения, господин граф,

Вашего Превосходительства смиреннейший и покорнейший слуга

г[раф] А. Разумовский[192].

В письме к Зубову от 19 (30) августа 1796 года Разумовский еще раз заговорил о своем протеже. В начале этого письма он поздравил Платона Александровича с присвоением ему княжеского титула, что произошло при активном содействии Разумовского (по указу императора Франца граф Зубов стал князем Священной Римской империи, а Екатерина II разрешила ему принять этот иностранный титул и пользоваться им в России). А далее он вновь вспомнил о «Мюллере»:

Художник Мюллер, которого по моему представлению Ее Императорское Величество удостоила приобретением великолепного собрания гипсовых слепков с прекрасных статуй из Рима и Неаполя, владеет также предприятием, которым он руководит с большим разумением и вкусом, производя разнообразные светильники из богемского хрусталя в бронзовой оправе. Будучи у него, я нашел это совершенно новым, а он держался со мной чрезвычайно учтиво. Я сделал покупку до того, как ее кто-либо увидел, и взял на себя вольность отправить ее на Ваш адрес, мой князь, в ящике с первым же транспортом, который отбыл отсюда несколько дней тому назад. Льщу себя надеждой, что Ваша Светлость соблаговолит принять такой знак уважения с моей стороны, и мне было бы бесконечно приятно узнать, что Вы не сочли сей предмет недостойным того, кому он предназначался[193].

Кого-то может покоробить льстивый тон этого письма, но для нас важнее то, что оно свидетельствует о продолжавшихся контактах между Разумовским и «художником Мюллером». Приобретение люстры для Зубова было частной инициативой Андрея Кирилловича, и сами по себе эти предметы не имеют особого исторического значения. Гораздо интереснее была судьба скульптурной коллекции, «сосватанной» Разумовским Екатерине II.

В Wiener Zeitung за 13 апреля 1796 года появилось сообщение, составленное, вероятно, не без участия либо самого Дейма, либо Разумовского (об этом могут свидетельствовать славословия в адрес Екатерины II):

Ее Величество Российская Императрица изволила приобрести за 30 000 гульденов венской валютой через находящегося здесь уже несколько лет господина полномочного посланника графа Разумовского полное изысканное собрание античных слепков из Художественной галереи, наделенной императорско-королевской привилегией, здешнего придворного скульптора Йозефа Мюллера, который два года тому назад собственноручно изготовил их с наиточнейшей достоверностью с оригиналов в Италии. Тем самым свету представлено новое доказательство того, насколько эта высочайшая Монархиня ценит изящные искусства и не жалеет никаких средств для того, чтобы привнести их в свою обширную державу. Это собрание будет в ближайшие дни отправлено отсюда в Петербург[194].

В России коллекция, приобретенная за столь внушительную сумму, отнюдь не лежала мертвым грузом. Сошлемся на исследование Екатерины Михайловны Андреевой: «В Петербург прибыло более 100 новых экспонатов на корабле из Вены через Любек. Среди них были гипсовые отливы с античных произведений, формы которых уже имелись в собрании: Венеры Каллипиги, “Мальчика, вынимающего занозу”, Лаокоона, “Умирающего галата”, Аполлона Бельведерского, “Эрота и Психеи” и “Эрота, натягивающего лук” из Капитолийского музея. <…> Однако ценность присланных из Вены “гипсов” состояла, прежде всего, в том, что в их число вошли отливы с древних статуй, найденных при раскопках Геркуланума, таких как портретная статуя сидящей