Волнорез по имени Культура - Евгений Александрович Ямбург

Белесый человек в дымчатых очках, притаившийся в углу, внимательно посмотрел на Павлика:

– Ты должен нам помочь установить правду, а не скрывать ее, – мягко попросил он. – Ты же советский человек, Непомилуев.

Павлик только сейчас его заметил и подумал, что где-то уже видел это расплывающееся, неуловимое лицо.

– Я – советский. Вы – нет.

– Почему это? – искренне удивился дымчатый, снял очки, и глаза у него оказались совсем не страшные, а задумчивые, нежные, стальные. – А может быть, как раз наоборот?

Разумеется, параллельно с призывами проявить сознательность идут прямые угрозы и шантаж:

– Хорошо, – не унимается функционер в дымчатых очках. – Тогда мы уволим ее за фальсификацию твоего приема с 17 баллами. Но в этом случае ты имей в виду, что вылетишь из университета без права восстановления.

Но Павел отказывается подписать гнусную бумажку и готов остаться без высшего образования. Почему? Потому что он стал человеком культуры. А такому человеку свойственны предельная искренность и бесстрашие как в мыслях, так и в поступках.

Нельзя беречься

Безоглядную смелость проявлял при встрече с опасностью Рене Декарт. Однажды он переплывал реку в лодке, которой управляли контрабандисты, замыслившие его убийство. Почувствовав опасность, Декарт выхватил шпагу и поверг своих врагов, которых было трое. Замечательный философ Мераб Мамардашвили специализировался на исследовании трудов Рене Декарта. В главной аудитории МГУ, где проходили его картезианские чтения, яблоку негде было упасть. Туда собирались студенты со всех факультетов. Подобно своему кумиру, Мамардашвили смело шел навстречу опасностям. В Тбилиси у него тяжело заболел отец, и он имел намерение в срочном порядке отправиться к нему. Но накануне полета Мамардашвили публично высказался в прессе, что, если его страна изберет президентом Гамсахурдиа, он проклянет свой народ. Перед вылетом звиадисты-грузины устроили ему обструкцию в аэропорту и не пустили на рейс.

Поразительную смелость проявлял народный артист СССР Зиновий Гердт, постоянно повторяя: «втягивайте меня, втягивайте». И вставал на защиту униженных и оскорбленных, бесконечно подписывая в их защиту письма.

Было время, когда в отечестве нашем стал поднимать голову русский фашизм, провозглашавший лозунги махрового антисемитизма. Зиновий Ефимович не побоялся прийти на очередное сборище этой организации и уселся там на самом видном месте. К нему подскочил их растерявшийся руководитель:

– Вам нельзя здесь быть!

– Почему нельзя? Я хочу посмотреть, как вы будете меня убивать.

Замечательный режиссер Юрис Подниекс, автор документального фильма «Легко ли быть молодым?», тоже высказывался достаточно прямо: я прежде всего человек, а потом уже латвиец. (Утонул при невыясненных обстоятельствах.)

В эпоху Брежнева уже готово было решение Политбюро ЦК КПСС о реабилитации Сталина, осужденного на XX съезде партии. И тогда выдающиеся деятели культуры, среди которых были Паустовский и Самойлов, написали уважительное письмо Брежневу (оно сохранилось в архиве) с просьбой этого не делать. И Брежнев не смог проигнорировать просьбу светочей культуры. Правда, скрытая, латентная реабилитация всё же просматривалась. Например, в фильме Ю. Н. Озерова «Освобождение». Но сравните и, как говорят в рекламе, почувствуйте разницу: за последние три года открыто 120 памятников Сталину (правда, на частных территориях).

Закончить эту главу о безоглядной смелости подлинных носителей культуры логично стихами Эдуарда Кукуя о Давиде Самойлове:

Кто вспомнит

в век компьюторный

Самойлова Давида…

Ушедшая под воду

Талантов Атлантида…

Зато рябит от модных,

настроченных для «бала»:

заумные слова,

где мысль – не ночевала…

А затем – стихами самого Давида Самойлова:

Давай поедем в город,

Где мы с тобой бывали.

Года, как чемоданы,

Оставим на вокзале.

Года пускай хранятся,

А нам храниться поздно.

Нам будет чуть печально,

Но бодро и морозно.

Уже дозрела осень

До синего налива.

Дым, облако и птица

Летят неторопливо.

Ждут снега, листопады

Недавно отшуршали.

Огромно и просторно

В осеннем полушарье.

И всё, что было зыбко,

Растрепанно и розно,

Мороз скрепил слюною,

Как ласточкины гнезда.

И вот ноябрь на свете,

Огромный, просветленный.

И кажется, что город

Стоит ненаселенный, —

Так много сверху неба,

Садов и гнезд вороньих,

Что и не замечаешь

Людей, как посторонних…

О, как я поздно понял,

Зачем я существую,

Зачем гоняет сердце

По жилам кровь живую,

И что порой напрасно

Давал страстям улечься,

И что нельзя беречься,

И что нельзя беречься…

Глава 13

Патриотический космополитизм или космополитический патриотизм

Эта глава могла бы называться двояко. Полный вариант: «Кто такой Сергей Васильевич Рахманинов: патриотический космополит или космополитический патриот?» Человек, родившийся в России, а ушедший из жизни в 1946 году в Америке. Между тем он основоположник русской пианистической школы, которая признана во всем мире.

А Дягилев, а Рахманинов, а Скрябин? А Нижинский, Баланчин, Карсавина, Кшесинская? Весь мировой балет держится на их новаторских достижениях. Идея человеческого всеединства также является российской по происхождению. Ее высказывал Питирим Сорокин, умерший в эмиграции, а до него выдающийся русский философ Владимир Соловьев:

Мировая задача состоит не в создании солидарности между каждым и всем – она уже и так существует по природе вещей, а в полном сознании и затем духовном усвоении этой солидарности со стороны всех и каждого.

То, что сказал прямо перед смертью папа Франциск, в предельном смысле именно об этом:

Стены больниц слышали больше искренних молитв, чем стены церквей…

Они были свидетелями гораздо более искренних поцелуев, чем в аэропортах…

Именно в больницах вы видите, как респектабельный врач спасает жизнь нищему…

В реанимации вы видите, как еврей заботится об антисемите…

Полицейский и заключенный в одной палате получают одинаковую помощь…

Богатый пациент, ожидающий пересадки печени, готов получить орган от бедного донора…

Именно в эти моменты, когда больница касается ран людей, разные миры пересекаются согласно божественному замыслу.

И в этих встречах судеб мы понимаем, что в одиночку мы ничто.

Абсолютная правда людей чаще всего открывается только в моменты боли или при реальной угрозе необратимой потери.

Больница – это место, где люди снимают свои маски и показывают себя такими, какие они есть на самом деле, в своей чистейшей сущности.