Волнорез по имени Культура - Евгений Александрович Ямбург

class="p1">Эта жизнь пройдет быстро, так что не тратьте ее на борьбу с людьми. Не критикуйте слишком много свое тело. Не жалуйтесь чрезмерно. Не теряйте сон из-за счетов. Обязательно обнимайте своих близких. Не беспокойтесь слишком много о том, чтобы дом был безупречно чистым. Материальные блага должны быть заработаны самим человеком – не посвящайте себя накоплению наследства.

Вы слишком много ждете: Рождества, пятницы, следующего года, когда у вас будут деньги, когда придет любовь, когда всё будет идеально…

Послушайте, совершенства не существует. Человек не может достичь его, потому что мы просто не созданы для того, чтобы быть реализованными здесь. Здесь нам дается возможность учиться. Так что извлеките максимум из этого испытания жизни – и сделайте это сейчас.

Уважайте себя, уважайте других. Идите своим собственным путем и отпустите путь, который выбрали для вас другие.

Уважайте – не делайте замечаний, не судите, не вмешивайтесь.

Любите больше, прощайте больше, обнимайте больше, живите полнее!

А остальное вверьте в руки Создателя…

Обращение понтифика тем более важно, что, по данным «Папского ежегодника Ватикана» за 2025 год, численность католиков в мире составляет 1,406 миллиарда.

Но существуют и другие конфессии. Кроме того, есть люди невоцерковленные. Для них всех подлинная глубокая культура служит основанием осознания всеединства. А в сердцевине культуры – Великое слово, чудо красоты и музыки. Поэтому о людском всеединстве лучше скажут стихи Леонида Мартынова:

А ты?

Входя в дома любые —

И в серые,

И в голубые,

Всходя на лестницы крутые,

В квартиры, светом залитые,

Прислушиваясь к звону клавиш

И на вопрос даря ответ,

Скажи:

Какой ты след оставишь?

След,

Чтобы вытерли паркет

И посмотрели косо вслед,

Или

Незримый прочный след

В чужой душе на много лет?

Человек, которого ударили,

Человек, которого дубасили,

Купоросили и скипидарили,

Человек, которого отбросили,

Человек, к которому приставили

С четырех сторон по неприятелю,

Но в конце концов не обезглавили, —

Вот кто чувствует ко мне симпатию.

И к нему ее я тоже чувствую,

Потому что я над ним не властвую,

И не то чтобы ему сочувствую,

Но в его страданиях участвую:

И меня пытались так когда-то ведь

Обрубать, обламывать, обтесывать,

Деликатно говоря – причесывать,

Говоря точнее – обрабатывать.

Чтоб признал их страшные законы я,

Убеждали и добром, и злом они,

Но орудия, употребленные

Для всего для этого, изломаны.

Хоть и длились целые столетия

Эти бесконечные занятия.

И теперь в любой стране на свете я

Ясно чувствую твою симпатию,

Человек, которого мытарили,

Всячески трепали, зуботычили,

Купоросили и скипидарили,

Но в конце концов не обезличили.

Схожее отношение к жизни в другую эпоху выразил Сергей Есенин в стихотворении «Русь советская»:

Тот ураган прошел. Нас мало уцелело.

На перекличке дружбы многих нет.

Я вновь вернулся в край осиротелый,

В котором не был восемь лет.

Кого позвать мне? С кем мне поделиться

Той грустной радостью, что я остался жив?

Здесь даже мельница – бревенчатая птица

С крылом единственным – стоит, глаза смежив.

Я никому здесь не знаком,

А те, что помнили, давно забыли.

И там, где был когда-то отчий дом,

Теперь лежит зола да слой дорожной пыли.

А жизнь кипит.

Вокруг меня снуют

И старые и молодые лица.

Но некому мне шляпой поклониться,

Ни в чьих глазах не нахожу приют.

И в голове моей проходят роем думы:

Что родина?

Ужели это сны?

Ведь я почти для всех здесь пилигрим угрюмый

Бог весть с какой далекой стороны.

И это я!

Я, гражданин села,

Которое лишь тем и будет знаменито,

Что здесь когда-то баба родила

Российского скандального пиита.

Но голос мысли сердцу говорит:

«Опомнись! Чем же ты обижен?

Ведь это только новый свет горит

Другого поколения у хижин.

Уже ты стал немного отцветать,

Другие юноши поют другие песни.

Они, пожалуй, будут интересней —

Уж не село, а вся земля им мать».

Ах, родина! Какой я стал смешной.

На щеки впалые летит сухой румянец.

Язык сограждан стал мне как чужой,

В своей стране я словно иностранец.

Вот вижу я:

Воскресные сельчане

У волости, как в церковь, собрались.

Корявыми, немытыми речами

Они свою обсуживают «жись».

Уж вечер. Жидкой позолотой

Закат обрызгал серые поля.

И ноги босые, как телки под ворота,

Уткнули по канавам тополя.

Хромой красноармеец с ликом сонным,

В воспоминаниях морщиня лоб,

Рассказывает важно о Будённом,

О том, как красные отбили Перекоп.

«Уж мы его – и этак и раз-этак, —

Буржуя энтого… которого… в Крыму…»

И клены морщатся ушами длинных веток,

И бабы охают в немую полутьму.

С горы идет крестьянский комсомол,

И под гармонику, наяривая рьяно,

Поют агитки Бедного Демьяна,

Веселым криком оглашая дол.

Вот так страна!

Какого ж я рожна

Орал в стихах, что я с народом дружен?

Моя поэзия здесь больше не нужна,

Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.

Ну что ж!

Прости, родной приют.

Чем сослужил тебе – и тем уж я доволен.

Пускай меня сегодня не поют —

Я пел тогда, когда был край мой болен.

Приемлю всё.

Как есть всё принимаю.

Готов идти по выбитым следам.

Отдам всю душу октябрю и маю,

Но только лиры милой не отдам.

Я