Непрофессиональная Россия: книга о профессиональных непрофессионалах - Руслан Александрович Линьков

средним возрастом старше 60 лет, возможно только потому, что ОПК позволено почти даром использовать электроэнергию, газ, нефть, металлы и другие ресурсы, которые нашли бы более эффективное применение в других сферах.

В свое время в США основой для перехода на добровольческую армию стали многолетние серьезные исследования. Особую роль сыграло экономическое обоснование знаменитым экономистом — Нобелевским лауреатом Милтоном Фридманом — того, что обязательная воинская повинность, являющаяся по существу «скрытым налогом», приводит к неэффективному использованию человеческих ресурсов. Это означает, что помимо прямой экономической нагрузки ВС на страну существуют еще и так называемые скрытые издержки от призыва: потеря дохода за время пребывания в армии, отчуждение призывников от общества и нарушение их карьерных и личных планов. Все это неизбывно происходит и в России.

Наша национальная специфика такова, что помимо общих для всех государств скрытых издержек возникают и другие социальные потери. Прежде всего это социальные потери в результате постоянного роста криминала в российских ВС. Прокомментируем многочисленные сообщения об этом в mass media — в первую очередь, выступления и интервью Главного военного прокурора А. Савенкова. Число преступлений, объектом и субъектом которых являются военнослужащие, постоянно растет. Согласно данным Минобороны, в ВС «в 2005 году погибло 1064 человека, а совершило правонарушения 20390». По данным А. Савенкова, «в 2005 году общее число зарегистрированных в российских войсках преступлений 139 тысяч, а осуждено более 15 тысяч военнослужащих… В совокупности с неуставными взаимоотношениями рукоприкладство составляет сегодня 30 % от общего количества преступлений, совершенных военнослужащими Вооруженных Сил Российской Федерации… Только в 2004–2005 годах военными прокурорами возмещен ущерб на сумму около 700 млн рублей, возвращено из незаконного владения 1100 квартир, восстановлены права свыше 200 тыс. ее военнослужащих и членов их семей, отменено свыше 12 тысяч незаконных приказов командования… Военные прокуроры отыскали 118 миллионов „боевых“ рублей, которые скрывали от воевавших в Чечне»[82]. И это помимо многомиллиардного криминала с использованием в ВС (и ОПК) финансовых средств и ресурсов, о котором постоянно пишут средства массовой информации. Еще есть военкоматы, которые систематически забирают в ВС больных (бесплатно) и освобождают по болезни здоровых.

Уже четвертый год А. Савенков публично говорил о росте преступлений в ВС. Тем самым он фактически предупреждал нас, что человек в погонах все более опасен. Можно уверенно утверждать, что ставший известным криминал в ВС — это только верхушка айсберга имеющегося в них беззакония. Во-первых, большинство правонарушений систематически и целенаправленно скрываются. Во-вторых, основная масса даже привлеченных к ответственности правонарушителей отделываются неоправданно легкими наказаниями. В-третьих, для ВС характерна специфическая иерархия ответственности за правонарушения: вероятность осуждения обратно пропорциональна статусу его совершившего. Генералы и адмиралы, за немногими исключениями, ненаказуемы. В-четвертых, ответственность за правонарушение тем меньше, чем больше людей в нем замешано, поскольку круговая порука — одна из опор российского военного менталитета. Это означает, что ответственность за совершаемые в ВС преступления тем ниже, чем выше их социальная опасность. Такой же парадоксальный подход к преступлениям и наказаниям в России действует и во всех остальных силовых структурах и распространяется на властный аппарат.

Следствием такого существования ВС стала специфика принципов социализации людей в погонах. Основой любых отношений в ВС являются не уставы, а именно то, что скромно называется неуставными отношениями. Это означает, что квазиправовым фундаментом для функционирования ВС стало доминирующее над правом и реализуемое в самых разных ипостасях право сильного. Своей долей в этом праве владеют и офицеры (особенно те, кто имеет доступ к различного рода материальным ценностям и/или к возможностям развития карьеры), и так называемые «деды», и «землячества», и даже гражданские лица — родственники, наемный персонал, партнеры в противозаконных сделках. Масштабы воровства в ВС таковы, что они на порядки превосходят статьи расхода ВС на содержание и обучение военнослужащих, обеспечение боеготовности. Именно в ВС реализуется старый российский принцип еще времен Петра I «жить по уставам тяжело суставам». Надо заметить, что все «суставы ВС» настолько глубоко поражены этой доходящей до противозаконности внезаконностью, что служба в ВС в последние годы превратилась в своего рода школу произвола и криминала. Ее учителя и выпускники затем успешно применяют уроки в своей деятельности и в ВС, и за их пределами, пополняя огромную армию тех, кто прошел аналогичную курсы прямо в местах предварительного задержания и отбывания наказания. В России через две эти «школы» уже прошли многие миллионы мужчин и одновременно членов их семей. Не случайны те факты, которые обнаружил опрос Н. В. Шеляпиным студентов трех вузов культурной столицы России: «физическим наказаниям подвергались аж 73 % (1826 человек из 2502), а из них 26 % (474 телесно воспитуемых) — были детьми работников силовых структур!»[83]. А вот психологический результат применения этого традиционного национального «учения» — «82 % студентов на данный момент считают, что применявшиеся к ним методы телесного воздействия — вполне справедливы; 61 % — что эти методы помогали им исправить свое поведение — и полностью одобряют подобный способ воспитания»[84]. Конечно, жизнь ВС — это отражение жизни страны. Но бесправность одних и безнаказанность других в ВС стали мощным усилителем всех негативных сторон гражданской жизни в России.

Многие генералы, в том числе С. Иванов, утверждают, что криминал в ВС — главным образом прямое следствие общего состояния общества. Это говорит о том, что военному командованию неизвестны азы социальной психологии, и особенно криминологии. И призывники, и курсанты военных училищ (а это больше трехсот тысяч ежегодно) попадают в ВС в 17–18 лет, т. е. в период формирования социальных установок. Они социализируются в условиях непрерывных тесных и преимущественно насильственных социальных контактов на основе тотально навязанной им жесткой авторитарности «дедов» и командиров, диктуемых «правил и норм» поведения. Из-за этого исчезают те возможности социального выбора, которые молодежи в той или иной степени давало общество за пределами ВС. Вместо этого призывники и курсанты проходят, как и в криминальной среде, двойную школу принудительной социализации — сначала они лишь объект насилия, а затем субъект. А поскольку создаются крайне благоприятные условия для социального заражения, то неизбежны становятся распространение, усвоение и закрепление любых отклонений от социальной нормы. Достаточно много писалось и говорилось о тяжелых социальных последствиях прохождения полумиллиона военнослужащих через войну в Афганистане и еще большего их количества через Чечню. Речь шла о последствиях не только самой войны, но и неуставных отношений и криминала внутри подразделений. Не случайно в 1999–2001 году с командованием судились больше четырехсот тысяч военнослужащих[85]. Сегодня в ВС формируется криминальная субкультура как главный базис социализации военнослужащих. Есть прямое свидетельство того, насколько глубоко она закрепляется в социальном менталитете — поведение бывших военнослужащих в Дни пограничника и ВДВ.