Игра в городки - Юрий Николаевич Стоянов

– Я вам не мешаю? – спросил я.

– Нет, заходи. Девочки, это Толстый, ваш режиссер.

– Смешная фамилия, – сказали девочки.

– Толстый – это не фамилия, это имидж, – объяснил он. – А фамилия его вам как раз очень понравится – Стоянов!

Впервые в истории ленинградского телевидения должны были сниматься в павильоне такие, мягко говоря, пикантные кадры. Чтобы не будоражить коллектив орденоносного телецентра, съемки решили сделать ночными. И чтобы шлялось как можно меньше народу, заказали смену с 24 часов.

Никогда на моей памяти коридор рядом с Первой студией не был таким оживленным, как в ту ночь. Маленькое ромбовидное окошко в огромной звуконепроницаемой двери павильона было нами демонстративно задрапировано. Это не помогало. Непонятно из каких щелей возникали на съемочной площадке люди. То осветитель зайдет, которого днем с огнем не сыщешь, и начнет долго вкручивать ненужную нам лампочку, то пожарный появится и спросит:

– Не курите?

– Нет, – говорю и показываю на голых актрис, – они еще не умеют.

То охрана возникнет в полном мужском составе:

– Посторонних нет?

– Нет, – отвечаю, – все свои. Раздевайтесь.

То машинист не заказанного нами операторского крана влетит:

– Кран нужен?

– Не нужен.

– Так сверху же лучше…

– Это ты дома своей жене скажешь! – срывается оператор Митя Медведев. – А я вот люблю снизу… снимать.

И так далее.

Клип получился и смешной, и трогательный. И можно смело сказать, что он явился результатом коллективных усилий всех мужчин, якобы случайно оказавшихся в ту ночь рядом с нами…

– Толстый, в передаче мало музыки. Ты должен снять какую-нибудь песню. Чтобы обойтись без попсы. Чтобы был эксклюзивчик! – очередная идея Киры.

– Это дорого, – отвечаю.

– А ты свою песню сними – будет дешево.

– Сами снимайте. Это еще дешевле.

– И снимем!

– И снимайте!

– И снимем!

В ту пору в «Яблоке» работал славный паренек, ассистент с режиссерскими амбициями – Леша Щукин. Еще у нас был администратор Саша Медведев, который любил протирать видеокамеру и смотреть на нее. Им-то Кира и поручил съемки музыкального видеоклипа. Вероятно, это был тонкий педагогический ход. Остановились на моей песенке на стихи Анатолия Флейтмана «1812 год». В ней такой рефрен:

Слева, на флешах,

в созвездии костров – Милорадович.

Справа, на фланге,

в безмолвии – Багратион…

Сюжет песни – Бородинское сражение. И через весь текст (довольно сложный и насыщенный образами) проходят эти строки про то, что где-то слева – Милорадович, а где-то справа – Багратион. Петь песню в кадре должен был я. Пацаны (то есть «режиссер» и «оператор») поняли, что тут очень важно, кто из героев стоит справа, а кто – слева. И главное – не перепутать, где у нас «право», а где «лево» по телику, блин. Три дня они шушукались, что-то рисовали. Когда я подходил, бумажку прикрывали руками, как будто я второгодник, жаждущий списать контрольную.

Наступил день съемок песни «1812 год», или «Песни про чуваков, которые слева и справа», как говорили между собой творцы видеоклипа. Сели в автобус.

– Куда едем? – спрашиваю.

– К Казанскому собору, – отвечают.

Снимать про Багратиона и Милорадовича у собора Казанской Божией Матери? Ну, думаю, Щукину и Медведю виднее…

Приезжаем. Нас поджидает машина «Ленэнерго» с телескопической вышкой для ремонта уличного освещения. Ее Саши Медведя дружбан за бутылку пригнал. Машину паркуют посредине между двумя памятниками. Медведь с камерой залезает в люльку, и водитель поднимает его на высоту метров десять. А Леша Щукин – внизу. Руководить будет, «постановку ставить». У обоих милицейские рации для переговоров друг с другом. Солидно подготовились.

Леша мне говорит:

– Ты слушаешь фонограмму. Когда будут слова, что слева Милорадович, грустно так чапаешь к левому памятнику, а когда про то, что справа Багратион, – в противоположную сторону.

– Он посмотрел на вышку и сказал по рации Медведю: – Саня, когда Стоян пойдет налево, наезжаешь камерой на фамилию памятника, там должна быть табличка. То же самое с правым. Ну, как договаривались, поехали!

А народу собралось у Казанского немало. Съемка все-таки.

– Экшен! – командует Леха.

– Х…кшн, – кто-то командует ему в рацию.

Зазвучало вступление. Пошли слова: «Слева, на флешах, в созвездии костров – Милорадович…» Иду к левому памятнику. Щукин кричит Медведю:

– Саня, наезжай на памятник!

Вероятно, Саня по команде трансфокатором приблизил к себе памятник и наконец-то узнал, что за мужик с эполетами стоит на постаменте. Я слышу его голос по рации:

– Леха, фигня получается. Это Кутузов!

– А справа кто?

– Ща посмотрю.

Медведь использует камеру как бинокль и поворачивает ее направо.

– А там вообще Барклай де Толли!

…Как вы понимаете, этот съемочный день был у нас рекордно коротким, а наличные затраты минимальными – бутылка водки.

Действительно, дешево сняли.

Раз в неделю Кирилл спрашивал меня:

– Ты еще не ушел из театра?

– Нет.

– Все равно уйдешь. Твое дело – телевидение.

Он мог позвонить мне в два часа ночи:

– Давай покидаем!

«Кидать» – значит обмениваться идеями по передаче.

И мы кидали…

Он заставлял меня быть одновременно репортером, журналистом, сценаристом, режиссером, ведущим. Но больше всего приучал к телевизионной режиссуре.

Иногда он приходил на монтаж за час до выхода передачи в эфир начитывать закадровый текст и говорил:

– Я потерял бумажки. Но ничего, я все помню.

Я знал, что это неправда, что он устал и текст попросту не написан. Кира брал микрофон и начинал наговаривать под картинку. Как правило, это выливалось в блестящую эмоциональную импровизацию.

В 1993 году он часто говорил нам с Ильей: «Вам нужно делать свою передачу. Я договорюсь об эфире на нашем канале. Делайте, делайте».

И мы сделали. Только на другом канале. На Российском. Но если бы не было «Адамова яблока», не было бы и «Городка». Я не забываю об этом.

Не умереть от смеха!

Никто уже не помнит, когда с композитором Владимиром Горбенко случился первый неконтролируемый приступ нездорового смеха при виде артиста Юрия Стоянова.

В 1962 году во время Карибского кризиса Владимир проходил срочную службу в военном оркестре на Кубе. За сто лет до этого там же, в Гаване, жил великий поэт Хулиан дель Касаль. Его перу принадлежат в том числе и такие строки:

Не издавай ни жалобы, ни стона,

О, сильный духом! СМЕЙСЯ над бедой:

Уйди в искусство – и забудешь горе…

Поэту было тридцать лет, когда за ужином кто-то из друзей