Театральная цензура в Ленинграде в годы «оттепели» - Чжуан Юй

«духовным запросам советского народа», поэтому считались удачными. Но приводился и отрицательный пример – спектакль «Юстина» (Театр им. Ленсовета). По мнению выступавших, пьеса не была раскрыта, а режиссерская трактовка ее опошлила. К последнему типу зарубежных пьес относились социально-философские, идейные драмы, например «Лиса и виноград» Г. Фигейредо (БДТ), «Лабиринт» П. Леви (Театр Комедии), «Никто» Э. Де Филиппо (Театр им. Ленинского комсомола). Выступающие похвалили работу режиссера Г. А. Товстоногова и его трактовку зарубежных спектаклей.

В послевоенные годы идеологический контроль в Советском Союзе был усилен. Естественно, советские театры испытали на себе ужесточение цензуры – важнейшего орудия воспитания (или пропаганды социалистической идеологии) народа. Во второй половине 1946 г. оргбюро ЦК ВКП(б) выпустило ряд постановлений, направленных на усиление контроля над идеологией в культуре. Одно из них, «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению»[395] от 26 августа 1946 г., оказало огромное влияние на театральное искусство. Это постановление предусматривало наличие «в каждом драматическом театре ежегодно не менее 2–3 новых высококачественных в идейном и художественном отношении спектаклей на современные советские темы». Постановлялось «Комитету по делам искусств исключить из репертуара безыдейные и малохудожественные пьесы, постоянно наблюдать за тем, чтобы в театры не проникали ошибочные, пустые и безыдейные, малоценные произведения»[396]. Постановление задало тон театральной цензуре. В результате во второй половине 1940-х годов «низкопробная» и «пошлая» зарубежная драматургия, даже зарубежная классика, была снята с репертуара советских драматических театров почти полностью.

После смерти И. В. Сталина ситуация постепенно начала меняться. Еще до известного доклада Н. С. Хрущева на XX съезде КПСС надзор за театральным искусством стал ослабляться. Первым признаком этой тенденции в театральной цензуре стало появление большего числа иностранных пьес на советских театральных сценах. Как образно отмечает В. С. Жидков, «сквозь щели в железном занавесе стали просачиваться зарубежные театральные коллективы, неожиданно свежо зазвучавшие для вынужденных провинциалов мирного театра, воспитанных в традициях социалистического реализма и вульгаризированной системы Станиславского»[397].

Первой ласточкой стали постановки зарубежной классики. В 1954 г., 11 и 16 апреля, в Ленинграде на сцене Театра драмы им. А. С. Пушкина прошла премьера спектакля «Гамлет» в режиссуре Г. М. Козинцева[398].

Но несмотря на то, что пьеса прошла с успехом, Москва все еще очень осторожно относилась к иностранным спектаклям. После премьеры, спустя почти месяц, театр получил телеграмму от Министерства культуры СССР: «Распоряжению Кеменова срочно представьте текст вашего спектакля Гамлет – Северин»[399]. После этого дважды, 28 мая[400] и 18 июня[401], режиссер-ассистент Р. С. Агамирзян и Г. М. Козинцев направляли в Главное управление театров и музыкальных учреждений Министерства культуры СССР объяснения о купюрах, сделанных в новой постановке «Гамлета».

Первые постановки зарубежных авторов вызвали сильное волнение в Министерстве культуры. В отчете о работе ленинградских театров и концертных организаций за год было отмечено: «Интересной и яркой, хотя до некоторой степени и спорной была постановка трагедии Шекспира “Гамлет”»[402].

На советской сцене начали ставить пьесы Артура Миллера и Э. Де Филиппо. После смерти И. В. Сталина в СССР стали приезжать такие иностранные коллективы, как «Комеди Франсэ» (Франция), TNP с Жаном Виларом и Марией Казарес (Франция), «Берлинер ансамбль» (Германия). В декабре 1955 г. Питер Брук вместе с Полом Скофилдом перевернули московский театральный мир своим «Гамлетом»[403].

В середине 1950-х гг. на сценах Северной столицы поставлено множество драматических произведений зарубежных авторов. Ленинградский режиссер Н. П. Акимов в 1956 г. написал статью[404], в которой обратился к спектаклям Шекспира, Мольера, Лопе де Веги, Шиллера, Ибсена, Гауптмана, Филдинга и Шоу: «…каждому из них довелось красоваться на афишах ленинградских театров и покорять сердца зрителей»[405].

Но сам факт постановок вызвал недовольство в Центральном управлении культуры СССР. Статистика в отчете исполкома Ленгорсовета о театральном репертуаре за 1956 г. хорошо иллюстрирует ситуацию: «В республиканских[406] театрах: 30 % – советская современная тема и 45 % – зарубежная. Это показывает, что основным недостатком в новом репертуаре театров является снижение уровня работы над современной советской темой (в 1955 г. она занимала 47,6 % всей работы театров)»[407].

Действительно, в репертуаре Большого драматического театра им. Горького (БДТ) и Театра Комедии зарубежные пьесы занимали значительное место, они вызывали огромный интерес у публики, в значительной степени увеличили посещаемость театров. В своих воспоминаниях артистка Елена Флоринская писала: «В материальном отношении положение театра было ужасающим. Народ не ходил в театр до его (Акимова. – Ю. Ч.) прихода. Надо было выправлять дела. “Опасный поворот” пользовался раньше необычайным успехом. Именно его и восстанавливает Акимов. Дальше он ставит “Обыкновенное чудо” Шварца и “Телефонный звонок” Нотта. Дальше он отправляет с “Опасным поворотом” свою труппу на гастроли на весь сентябрь. А в Ленинграде в это время идет “Телефонный звонок” с большими аншлагами. В театре оживление. Оно было и во всем городе. Зритель проснулся и снова пошел в театр»[408].

Ленинградские зрители с большим интересом смотрели спектакли, но со стороны органов цензуры усилилась критика западной драматургии – «проводника буржуазной идеологии в СССР». Одним из объектов нападок стало произведение английского драматурга Ф. Нотта «Телефонный звонок».

Нападки на пьесу начались в советской прессе. 16 октября 1956 г. в газете «Ленинградская правда» была опубликована статья Т. Марченко «Премьеры начала сезона». В ней ленинградские театры обвинялись в том, что в новом сезоне на своих сценах поставили слишком много слабых в идейно-художественном отношении зарубежных спектаклей. Пьеса «Телефонный звонок» стала предметом критики: «На афише нового спектакля Театра Комедии нарисован зловещий силуэт человека, протянувшего цепкие пальцы к горлу своей жертвы. Женщина в легком белом одеянии, разговаривающая по телефону, не замечает убийцу. Сейчас совершится преступление»[409]. Т. Марченко указал на попытку театра поставить «Телефонный звонок» как сатирическую комедию, но отметил, что сделать это режиссеру не удалось. По его мнению, постановка стала типичным образцом буржуазной идеологии, чуждым по своей направленности советской морали. По отношению к пьесе он использовал такие определения, как «банальный детектив», «американская гангстерская литература», «американский комикс», «бульварщина», «пошлый буржуазный детектив».

В декабре 1956 г. на пленуме Ленинградского городского комитета КПСС секретарь Куйбышевского райкома В. Н. Кирсанова упрекала театр в том, что «неответственный отбор» зарубежных пьес оказал вредное влияние на советскую молодежь. Она также сказала: «Молодежь наша ждет от театров, культурно-просветительных организаций, радио, телевидения высокохудожественных спектаклей, передач, программ на тему о своих современниках. Некоторые театры снизили требовательность к отбору репертуара, в результате чего в репертуар проникают пьесы, по своей направленности чуждые советской морали и вредные для воспитания молодежи. Например, такой спектакль, как «Телефонный звонок», который продолжает традиции американской гангстерской литературы с убийствами и т. д. Только в октябре этот спектакль был поставлен в театре 10 раз»[410].

В 1956 г.