Авангард и «Анархия». Четыре мятежных месяца самоуправляемого просвещения - Анна Бражкина

вполне созрела необходимость в устройстве бюро по образцу телеграфного агентства «ПТА» и приглашения в каждом более или менее значительном городе фотографа-журналиста, снабженного аппаратом и запасом негативных лент для съемок всех злободневных событий, и отправление негативов в центральное бюро, которое, заполнив киножурнал, рассылало бы отовсюду собранный материал во все театры мира.

Говоря о положительных и отрицательных сторонах современной кинографии, нельзя обойти молчанием преувеличенную и неестественную скорость исполнения артистами в кинопьесах отдельных моментов и сцен, вследствие чего у зрителей создается впечатление какой-то беготни с поспешной жестикуляцией и экстренными переживаниями.

В обиход даже вошло выражение – «быстрота, как в кинематографе».

Такая заметная для публики экономия негативной ленты, не допускающая художественную передачу картины, как-то не гармонирует с миллионными затратами на обстановку и лишний раз подчеркивает торгашеский характер нынешней кинопромышленности.

Кирсанов

О СКВЕРНЕНЬКОМ «ВЕЛИКОМ»

Анархия. 1918. 1 апреля. № 33. С. 4

«Великий немой!»

Так громко дельцы кинематографа называют свое предприятие.

И они правы и в своем самохвальстве, и в коленопреклонении.

Их, вчерашних кабатчиков и содержателей притонов, наглых торгашей, «Великий немой», этот волшебник, одним взмахом своей магической палочки выбросил из смрадных трясин на поверхность и дал им смелость считать себя большими людьми, нужными и полезными обществу, служителями «искусства»!

Да, кинематограф, может быть, искусство, но только в будущем, а пока это только стряпня и сбыт подделываемого под высший сорт ходячего товара.

И такая немудреная стряпня!

Не нужно ни знаний, ни таланта, ни мук и огня искательства.

Все до примитивности просто.

Тряхнуть золотым мешком, и к ногам ловкого дельца приползли и литератор, и актер, и художник, и техник и, покорно и подобострастно вытянув выи, заискивающие, наперебой друг перед другом понесли хозяину свои проекты как бы состряпать товар, которым можно было бы повыгоднее обработать обывателя.

А товар ходкий, каждому впору, и легкий сбыт, и быстрый оборот капитала.

Несложная коммерция: «основ» не колеблет, не тревожит ум, не посягает на воспитание души и сердца.

Начальству даже в угоду, потому – убийство да порнография, порнография да убийство.

И в убогом союзе с правительством кинофабрикант с опорой на интеллигентных и неинтеллигентных слуг «обрабатывает» народ.

Кинематографические театры множились как грибы – на всем необъятном пространстве страны.

Подавай только ленту.

А тайна кинематографа такова, что всякую ленту, выпущенную фабрикой, каждый безграмотный содержатель кинотеатра еще сам свободно и безнаказанно переделывал, как хотел, вырезывая, переклеивая и подклеивая раньше выкраденные кусочки из бывших уже в руках лент.

Название тоже поменял сообразно вкусу клиентуры, и кинематографическое «дело», как откровенно говорят сами его дельцы, выходило вторым после золотых приисков.

На невежестве народном, да еще при содействии начальства всегда и везде зарабатывается шибко и легко.

Для характеристики деятельности кинематографа не нужно собирать данные: она у всех на виду; положительных сторон нет, а растлителем кинематограф был добросовестным.

Ему все с рук сходило, и он без труда отделывался от каких бы то ни было к нему притязаний.

Явилась вдруг опасность во время войны для кинотеатров быть реквизированными под лазареты: защита местных властей могла оказаться недостаточной, и кинохозяева обработали дело через Распутина.

Удар был верный, и к этому кинотеатры прибавили еще открытое отчисление от сбора на нужды войны, и сделалось даже возможным говорить о гражданских заслугах, и кинодельцы не упустили из виду этот ход и с видом несправедливо обижаемых протрубили и в резолюциях, и в печати о чрезмерности приносимых ими жертв.

И лукаво посмеивались, и гордились заступничеством Распутина.

Служители «искусства»!

И зажили по-прежнему, моя друг другу руку, кинофабриканты и владельцы кинотеатров.

Интересы тесно связаны, а защита рублем, хотя бы и на очень большую сумму, по раскладке на всех, при колоссальном заработке – и не сложна, и не обременительна.

Так, развращая все окружающее и эксплуатируя труд, жил кинематограф до революции, а насколько он изменил всю свою деятельность в революционное время и в каком направлении – об этом я расскажу в следующем номере.

Норов

КИНЕМАТОГРАФ

Анархия. 1918. 5 апреля. № 36. С. 4

Революция отпраздновала уже годовщину.

Времени достаточно для того, чтобы подвести итоги деятельности в новых условиях жизни.

Уже есть право притянуть к ответу и уже нельзя отделаться ссылкой на причины, лежащие вне воли.

Суд уже имеет право сказать, что теперь у обвиняемого могут быть в руках все данные для самозащиты и что он может уже избежать положения невинно осужденного.

И сам суд имеет возможность ориентироваться без риска быть лицеприятным или впасть в ошибку.

И если для отдельных отрицательных поступков еще могут быть оправдания в растерянности или неподготовленности к резко иной обстановке жизни, то при учете общего характера длительного и однообразного действования такой способ самозащиты приемлем.

Кинематографическое производство имеет ту особенность, что оно для завершения своих единичных заданий нуждается в периоде времени более одного года, но это не во всяком данном случае и необязательно.

Правда, если к этому искусству относиться с должной серьезностью и строгостью, то, конечно, для создания наиболее сильного впечатления оно должно пользоваться наибольшим разнообразием и контрастами чисто внешних картин.

В течение года все это было в распоряжении кинематографии.

И кинематограф уже имел возможность выявить свое новое лицо.

Ведь когда в прошлом к кинематографу предъявлялось обвинение в отрицательном направлении его деятельности, он сваливал вину с себя на цензуру, и для мало посвященных в тайны его работы это казалось достаточно убедительным.

Если были голоса за необходимость борьбы с такими условиями или за соблюдение хотя бы самых примитивных обязательств в отношении общества, то они были единичны и редки, и для такого могучего силою капитала организма, как кинематографическая промышленность, они были менее, чем укол булавки.

А цензуре, в сущности говоря, не приходилось особенно возиться с кинематографом, потому что никаких идейных стремлений кинематограф не знал и они были органически чужды ему как чисто коммерческому делу.

Революция смела всякие препятствия свободной деятельности человека.

И кинематограф воспользовался этим, но по-своему, лишь в пределах своих старых навыков и притязаний.

В первую очередь он потащил на экран Распутина[320], Кшесинскую, Алису[321], героев дворцового разврата, раскрыл тайны спален и будуаров, а потом помахал для приличия красным знаменем[322] и вернулся на старую, проторенную дорожку.

Опять пошли мелькать скомпонованные по избитому трафарету с неизменной конкуренцией и архирекламой королей. Кинематограф оказался самым благодарным и верным сыном монархии: без королей, хотя бы даже сомнительного происхождения, никак обойтись не может.

В кинематографе не только все осталось по-старому, но даже пошло на ухудшение, потому что отсутствие заграничного конкурента и кинематографические очереди сделали излишним хоть сколько-нибудь внимательное отношение к производству.

Кинофабриканты и всякого рода работники кинематографа остались прежние, их взаимоотношения не изменились, никаких новых требований киноработники к своему делу не предъявили, и при таких условиях у всех искренних друзей революции должно быть неизбежным желание неотложной и решительной борьбы с реакционностью кинематографа.

Очевидно, к кинематографу должны быть применены радикальные революционные меры как для изменения курса его деятельности, так и для предоставления простора истинному творчеству.

Должны быть сорваны цепи капитала, уничтожено рабство труда и организована планомерная коллективная, созидательная работа.

Необходимо немедленно детально разработать план и условия деятельности нового, свободного творчества и предоставить ему всю возможность для осуществления своих достижений.

Магнето

«ДЕСЯТОЕ ИСКУССТВО»[323]

Анархия. 1918. 6 апреля. № 37. С. 4

В первое время своего существования кинематограф, как новинка, привлек внимание художественно-литературного мира.

Несколько пьес было написано писателями с громкими именами, была выпущена известная «Русская золотая серия»[324], вызвавшая к кинематографу симпатии серьезной публики, и кинография тогда стала на путь светлого творчества, имея широкие перспективы в будущем.

С развитием же крупного кинопроизводства и появлением акционерных компаний и торговых домов кинематограф очень далеко отошел от искусства и превратился в фабричное производство с определенным рынком.

Коммерсант вытеснил артиста.

Кинопредприятия, прокатные конторы и кинотеатры находятся теперь в руках тех «граждан-спекулянтов», которым положительно все равно – сделать ли «дело» на сапожном товаре или на фильме, лишь бы получить нужную прибыль.

Вся театральная сторона кинографии в большинстве случаев лежит на подрядчиках – режиссерах, выдумывающих пьесы и совершенно серьезно разыгрывающих их в павильонах кинофабрик.

Артисты механически исполняют эти «художественные замыслы», не зная часто содержания тех сверхнелепых пьес, в которых выступают.

Этим выигрывается время