Трансформация статуса белорусской сельской женщины в ХХ – начале ХХI в. - Ирина Васильевна Романенко

за 1927 г. отмечалось, что замужние женщины отказывались от выборов – «нам некогда, пусть барышни идут», «я неграмотная, ничего не понимаю», незамужние девушки иногда просто убегали с собраний [246, л. 152].

В отдельных деревнях наблюдалось положительное отношение к делегатским собраниям, однако таких было меньшинство. Благоприятно отзывались о них и некоторые сельские мужчины: «Пусть моя жена идет в делегатки, научится уходу за детьми» [174, л. 32; 327, л. 6]. Для молодых девушек участие в делегатских собраниях предоставляло возможность получить образование, расширить кругозор. Так, например, в одном документе по Полоцкому округу отмечалось: «Хочуць сялянкі ісці ў дэлегаткі, бо можа ў Мінск паедуць» [284, л. 13].

В конце 1920-х – 1930-е гг. в связи с коллективизацией на делегатских собраниях в первую очередь стали решаться вопросы, связанные с вовлечением крестьянок в общественное производство. Например, обсуждались задачи организации шефства делегаток над крольчатниками, планы уборки урожая. Собрания приурочивались к каким-нибудь важным сельскохозяйственным работам, например, к посевной или уборочной, закладке силосных ям, траншей и т. и. Выпускались специальные листовки, плакаты, литература о том, как правильно делать копцы, организовывались соцсоревнования, которые приурочивались к уборочной, прополке [317, л. 129; 319, л. 3, 107; 355, л. 52; 288, с. 14–15; 462, с. 304].

В делегатское движение в деревнях в первую очередь включались женщины из семей бедняков или батрачки, реже – из середняков при одновременной изоляции более или менее зажиточных крестьянок, многие из которых отличались грамотностью и довольно широким кругозором [150, с. 13; 313, л. 4, 52; 337, л. 30]. Среди делегаток преобладали девушки и молодые женщины (примерно 80 % в возрасте до 35 лет) [80, л. 45; 167 с. 367; 307, с. 17].

После предоставления в 1917 г. женщинам права голоса крестьянки могли наравне с мужчинами участвовать в выборах, работе общих собраний, сельсоветов. Однако в 1920-е гг. крестьянки не стремились к активному участию в общественной жизни деревни. Так, например, в 1927 г. в БССР из 816 142 избирателей, участвовавших в выборах членов сельских советов, насчитывалось 20 000 женщин [316, л. 120]. В составе сельсоветов БССР в 1929 г. женщин было 19,6 %, в 1933 г. – 24 %, президиумов сельсоветов – 14,8 % и 18,4 % соответственно [248, л. 22].

На протяжении второй половины 1920-х – 1930-х гг. существенно не меняется отношение белорусских крестьян к выдвижению женщин в качестве кандидатов на выборные должности. Нередко их просто снимали с голосования или бойкотировали. В Кормянском районе, например, когда комсомольцы, выдвигая одну женскую кандидатуру, объединили всех женщин на собрании, те дружно голосовали и даже, крича, требовали, чтобы мужчины провели женщину в сельсовет. Мужчины молча голосовали «против». Отказ от избрания женских кандидатур мужчины среднего возраста аргументировали тем, что «баб выбирать не надо, потому что они заняты хозяйством и в совете не могут работать, а нам нужны практические работники» [286, л. 156]. Мужчины старшего поколения, как правило, приверженцы еще более традиционных взглядов на положение женщин в обществе, были всегда категорически против [286, л. 171]. Поддерживали женские кандидатуры чаще всего демобилизованные красноармейцы или молодежь. Крестьянок не извещали о заседаниях сельсовета. В Речицком районе сельчанки отмечали: «Работать мы хотим, рады что-нибудь сделать, но нам не говорят, когда бывают заседания, придем, посидим и разойдемся, так как только мы приходим, разговоры переводятся с деловых на частные» [286, л. 181–185].

Часто жен в сельсовет мужья не пускали или приходили и забирали их с собрания [287, л. 195; 330, л. 15]. В сельской среде сложилось определенное мнение, что «хорошая баба в сельсовет не пойдет» и «дело женщины – горшки» [314, л. 51; 325, л. 71].

Общие сходы посещали в основном крестьянки-вдовы, красноармейки, но отношение к ним у мужчин деревни было большей частью несерьезное [247, л. 15]. Так, в Свислочском районе еще до начала собрания пришедших крестьянок встречали нецензурной бранью, выкриками: «Ого, сколько баб», «Бабы – тише» [336, л. 84].

В выступлениях делегаток на VII Всебелорусском совещании женотделов неоднократно подчеркивалось, что крестьянки, которые занимались общественной работой, не находили поддержки, более того, осуждались сельским обществом. Отношение к таким женщинам было негативным не только со стороны мужчин, но и со стороны женщин деревни: «Пошла наша гулена, нечего ей, наверное, дома делать, как это муж ей разрешает идти на собрание» [174, л. 32; 334, л. 12]. Все это обусловило формирование у части крестьянок мнение, что «бабам на собрание ходить нельзя, есть для этого мужчины» [329, л. 78; 337, л. 30].

Выбранные в сельсовет крестьянки, которые в большинстве своем были неграмотными, часто не проявляли никакой инициативы, чтобы избежать насмешек со стороны мужчин [286, л. 183]. В ряде районов женщины хоть и избирались в правления колхозов или сельсоветы, но с их мнением никто не считался. Участие женщин в голосовании имело значение только при решении спорных вопросов. В связи с этим часто крестьянки сами сопротивлялись собственному выдвижению [80, л. 45; 320, л. 22].

Однако гендерная политика все же оказала определенное влияние на изменение взглядов сельских женщин по поводу их собственного участия в общественной жизни деревни. Это проявилось в том, что в отдельных сельсоветах женщины заявляли о себе активными выступлениями, даже несмотря на тот факт, что подобная активность нередко приводила к открытым выступлениям отдельных мужчин против нахождения там женщин [451, с. 48]. В некоторых колхозах Чечерского района женщины не только присутствовали и выступали на собраниях, но и старались привести туда своих мужей. Нередко между мужчинами и женщинами возникали различные споры по поводу мужских и женских прав и обязанностей. В Хотимском райкоме, например, мужчины обвиняли женщин в том, что последних «не берут в солдаты», следовательно, «…и не убивали как нас, мужчин», и уже поэтому они не имеют право получать равных с мужчинами прав [319, л. 77]. В документах второй половины 1920-х гг. отмечалась возросшая активность крестьянок, а также случаи противостояния мужского и женского населения. В сельсоветах мужчины не хотели голосовать за женщин, женщины – за мужчин. Случалось, что на выборах разворачивалась борьба между кандидатурами мужчин и женщин, особенно там, где на собрании было больше женщин [328, л. 12; 330, л. 33]. «Нередко крестьянки в своих выступлениях ударялись в феминизм… что еще больше озлобляло мужчин. А если женщины ожесточались (особенно вдовы-делегатки), то выступления носили характер резкого нападения на мужчин-угнетателей. Получался своего рода суфражизм» [286, л. 183–185].

Постепенно сельские женщины начинали осознавать свою роль в общественной жизни деревни: «Если мужчина плохо работает, то его все