Зорге и другие. Японские тайны архивных дел - Александр Евгеньевич Куланов

бывший тогда военным атташе ПУТНА. В Токио КОНСТАНТИНОВ работал в аппарате военного атташе ряд лет при военных атташе ПУТНА, ПРИМАКОВЕ, СМАГИНЕ. Все они давали о нём блестящие отзывы, хвалили как способного и исполнительного работника»93.

Так прямо в Японии Константинов стал кадровым разведчиком – почти Штирлицем.

Как у всякого разведчика, период службы Владимира Константинова в армии окутан ореолом тайн и легенд. Нет сомнений в том, что он действительно служил в IV Управлении Штаба РККА – Информационно-статистическом управлении РККА – Разведывательном управлении РККА – как бы ни называлась организация, вошедшая в современный речевой оборот как ГРУ. Известно точно, что он, в соответствии со своим страноведческим образованием и опытом практической работы, относился к отделению, занимавшемуся агентурной разведкой в Японии.

Вместе с Владимиром ещё в Японии сотрудницей того же отделения стала его жена Елена. Именно это подразделение курировало деятельность знаменитого Рихарда Зорге, и со слов самого Владимира Михайловича известно, что он встречался с «Рамзаем» (по некоторым данным, в Париже), а затем выполнял функции связного между разведчиком и его женой Екатериной Максимовой, жившей в Москве. Причём, учитывая, что Константинов рассказывал, что в комнате у Екатерины стояла детская кроватка94, можно определить время хотя бы некоторых из этих визитов – середина 1935 года, когда Катя и Рихард ждали ребёнка, так и не родившегося. При этом известно, что закончилась первая командировка Константинова в Японию в августе 1933 года. Он вернулся на родину, где поступил на специальные (разведывательные) курсы Военной академии имени М. В. Фрунзе. Одновременно Константинов заочно прошёл курс Ленинградского политехнического института по специальности «авиационная техника». Интеллектуальным способностям, возможностям и работоспособности Владимира Михайловича мог бы позавидовать целый отдел какого-нибудь института.

С января по июнь 1935 года супруги Константиновы служили помощниками начальника 7-го (Японского) отделения 2-го (Восточного) отдела Разведупра95. Затем Владимир Михайлович приступил к учёбе на основном отделении Военной академии. Логично предположить, что он встречался с женой Зорге в Москве, пока служил в Разведупре, и как раз тогда и успел заприметить в её комнате детскую кровать, о которой десятилетия спустя рассказывал близким, после чего уехал на Острова, на должность первого секретаря посольства СССР 96. С другой стороны, Рихард Зорге покинул Москву 22 сентября 1935 года, не зная о том, что Екатерина беременна. Ему стало известно об этом из писем только в начале следующего, 1936 года. Утверждение о том, что «Владимир Михайлович был знаком с Зорге и встречался с ним в Японии в 1933 году»97, также выглядит сомнительно, поскольку «Рамзай» ступил на японский берег лишь в октябре того года – спустя два месяца после отъезда Константинова домой. Проблемы возникают и при проверке заявления о том, что шеф разведки Ян Берзин «…поручил В. М. Константинову познакомить Зорге с особенностями жизни и работы в стране Восходящего Солнца. Константинов конспиративно встречался с будущим легендарным разведчиком в Москве, Харбине и Париже, передавал ему свой опыт и знания»98.

О пребывании Зорге, как и Константинова, в Харбине не известно ничего, кроме самого этого утверждения. В Париже 16 июля 1935 года «Рамзай» встречался с «сотрудником местной резидентуры»99 – вряд ли это был Константинов, но точный состав участников той встречи до сих пор неизвестен.

Когда Зорге в конце июля прибыл из Парижа в Москву, он мог бы познакомиться с Владимиром Михайловичем там, но Константинов как раз покинул должность помощника начальника отделения. Судьба как будто нарочно разводила их во времени и пространстве, что не помешало в будущем появлению рассказов об их личном знакомстве и роли Константинова как наставника Зорге в японских делах. Но чему мог бывший помощник военного атташе Константинов, живший на посольской территории в Токио, научить опытного, прошедшего куда как непростую школу резидентуры в Шанхае, нелегала Зорге? Не случайно, когда в 1935 году «Рамзай» приехал в Москву, он встретил понимание со стороны высшего руководства разведки, за плечами которого, как и у самого Зорге, была школа подпольной – ещё революционной – работы, плюс опыт европейской нелегальной службы, и полное отторжение со стороны своих непосредственных начальников в 7-м (Японском) отделении. Начальник отделения Михаил Кириллович Покладок и его помощник Михаил Иванович Сироткин – оба раньше служившие в Японии, буквально возненавидели раскованного и, как им показалось, хамоватого и непрофессионального немецкого журналиста. Подхватив волну доносов, которые начали писать на «Рамзая» его коллеги по шанхайской резидентуре, Покладок и Сироткин немало сделали, чтобы руководство разведки, Наркомата обороны и выше – Кремль как можно меньше доверяли Зорге. Разделял ли их взгляды Константинов? Неизвестно. Как неизвестно точно, когда и чем именно он занимался в аппарате Разведупра.

Вернёмся к словам арестованного Берзина:

«В Токио КОНСТАНТИНОВ работал в аппарате военного атташе ряд лет при военных атташе ПУТНА, ПРИМАКОВЕ, СМАГИНЕ».

Витовт Казимирович Путна работал в Токио с августа 1927-го до осени 1928 года, это при нём Константинова приняли на службу в разведку. 20 августа 1936-го Путна был арестован и 11 июня 1937-го расстрелян. Виталий Маркович Примаков был военным атташе в Японии в 1930 году, его Константинов тоже застал в свою первую командировку. Арестовали, судили и расстреляли Примакова вместе с Путной. Василий Васильевич Смагин, бывший помощником военного атташе, тоже вернулся из Японии в 1930 году. Был арестован 16 декабря 1937-го и расстрелян 26 августа 1938 года. Таким образом, Владимир Михайлович действительно работал вместе со всеми названными Берзиным людьми, но никаких свидетельств о том, что его отправляли в Японию в долгосрочные командировки после 1933 года, пока не обнаружено. Если он и находился какое-то время в Токио, то недолго, тем более что учёба в Военной академии требовала его присутствия в Москве. Скорее всего, наоборот, его увольнение из Разведупра в июне 1935-го и связано именно с поступлением в академию осенью того же года.

До осени 1933 года – до прибытия в Японию Рихарда Зорге – советская военная разведка не располагала в этой стране нелегальной резидентурой. Всю интересующую военных информацию приходилось получать открыто – через аппарат военного атташе. Тут вклад Константинова, владевшего японским языком на очень высоком уровне (это позже подтверждали многие знакомые с ним профессионалы), был чрезвычайно велик, а миссия важна. Был ли он при этом резидентом? Нет, главой легальной резидентуры числились военные атташе, а Константинов помогал им как мог – в силу служебных обязанностей и недюжинных способностей. Главным образом в переводах японской прессы, сообщений иностранных военных атташе, более свободных в своих действиях, чем советские, и на этом – всё. Агентов у легальной резидентуры в Токио не было вовсе, но, конечно, переводческой работы хватало и без этого.

Вернувшись на родину, Константинов был вызван для доклада наркомом обороны СССР, легендарным Климентом Ефремовичем Ворошиловым. Почему младший офицер, занимавший низовую позицию в резидентуре, оказался удостоен такой чести, мы не знаем, да и о самой встрече известно только со