Да будет свет... - Анатолий Федорович Дьяков

После второго — четвертого курсов нас уже направляли за пределы Северного Кавказа, в том числе на предприятия по выбору. Практикующимся студентам, по установившейся традиции, помогали выпускники СКГМИ, разъехавшиеся по объектам народного хозяйства, которые считали своим долгом так организовать нашу практику, чтобы мы смогли заработать какие-нибудь деньги и трудоустроиться после защиты диплома. Надо сказать, зарабатывали мы прилично, кое-какие суммы я даже отсылал маме.

В 1956–1957 годах я проходил летнюю студенческую практику на Башкирском медно-серном комбинате (город Сибай), где получил квалификацию электрослесаря шестого разряда. Здесь в должности начальника управления капитального строительства трудился мой брат, приехавший в Сибай в 1955 году после окончания Орджоникидзевского вечернего техникума. Александр не терял времени даром: учился на вечернем отделении Магнитогорского горно-металлургического института имени Г. И. Носова, «стального короля России», умершего в августе 1951 года в Кисловодске. С правого берега реки Урал из Магнитогорска в Сибай два раза в неделю ходил рабочий поезд.

В жизни каждого человека, если у него, конечно, имеется голова на плечах, в конце концов происходит выравнивание материальных и духовных приобретений, достигается некий баланс, устанавливается какое-то равновесие между имеющимся сейчас и недополученным ранее. Так произошло в жизни Александра, который очень бедствовал в детские и юношеские годы, а в Сибае предстал передо мной маститым специалистом, необходимым производству и людям. Не рассчитывая на чудо, мой брат утверждал себя в работе солидно, спокойно, без суеты и подобострастия.

После практики вновь наступала учебная пора. Учился я неплохо, но из-за постоянной занятости на общественном поприще мне не всегда удавалось вовремя выполнять курсовые задания. Моя «нерадивость» становилась предметом разбирательств на комсомольских собраниях. Там взывали к моей совести: «Ты портишь показатели социалистического соревнования между группами!», добивались обещания, что такое больше не повторится. Причем, разговор о моих задолженностях был какой-то иезуитский, отдавал казенщиной, формализмом: мы, мол, строго с тебя спрашиваем, потому что так надо. Ведь все прекрасно знали, как я был загружен, видели, как я «вкалываю». Особенно старался «насолить» мне секретарь комсомольской организации нашей группы Владимир Богданов, которого поддерживал староста группы Афанасьев. Они даже пытались объявлять мне выговоры.

«Не изменив ни Богу, ни народу», если можно для этого случая применить строки Федора Ивановича Тютчева, я противодействовал им изо всех сил — «и был необорим». Одновременно я понимал, что деваться мне некуда, курсовые надо было делать. Чтобы комсомольские вожаки окончательно от меня отвязались, я сказал, что курсовую работу по электрическим машинам с расчетами сделаю к завтрашнему дню. Мне не поверили. Тогда я пошел на спор и заявил Богданову:

— Если я сдержу обещание — ты отвяжешься от меня навсегда! И секретарем для меня никогда не будешь!

Забежав в лабораторию, я попросил у знакомых лаборантов похожие чертежи. Получив желаемое, я по готовым параметрам вывел необходимые мне размеры. Затем снял оконную раму и с помощью электролампочки, на просвет через стекло, скопировал позаимствованные чертежи, чтобы потом завершить работу на ватмане. Работа затянулась до утра. Закончив дело, я еще успел поспать часа два-три, а утром сдал преподавателю свое изделие.

Для прилежных нет ничего невозможного. Получив зачет, я подошел к своему мучителю Богданову с видом торжествующего триумфатора:

— Я сделал, что обещал. А теперь даю тебе совет: не лезь в мои дела. Запомни: я учусь осознанно, потому что хочу быть профессионалом, а не начетчиком.

У меня до сих пор стоит перед глазами вытянутая физиономия человека, пытавшегося воспитывать меня ради бюрократической сводки об итогах социалистического соревнования по успеваемости между группами. Однако данная коллизия не дала мне в последующем поводов не признавать установившиеся порядки в институте и быть вне жизни комсомольской организации. Я понимал, что человек слаб и порой действует в обстоятельствах, не всегда от него зависящих. Да и у меня, я думаю, кроме правоты, была еще другая цель, — утвердить себя! Ведь в юности стремление светить самим намного сильнее стремления видеть при свете. Заносчивость юности — кто не попадал в тенета этого порока? Как часто в этом возрасте мы напоминаем гонщиков-велосипедистов, усердно нажимающих на педали и ничего на свете не замечающих, кроме заднего колеса того, кто сейчас перед нами.

Вообще говоря, я относился к занятиям очень серьезно, и описанный мною случай был скорее исключением, чем правилом. Особенно глубоко и вдумчиво я изучал специальные науки, стараясь все разложить по полочкам, привести к удобной, легко запоминавшейся схеме. Я никогда не пользовался шпаргалками. Мне было важно не только знать, но и понимать предмет. Зазубривание уроков было не моим стилем обучения. Я пытался охватить изучаемую проблему сначала всю в целом, выявить в ней главное и второстепенное, разрезать материал на условные пласты, а потом употреблять их по кусочкам, не тратя особых усилий на разжевывание и переваривание.

Я очень реалистично оценивал все происходившие вокруг меня события, старался ориентироваться в сложной обстановке того времени.

А время было непростое. Обществу уже были тесны идеологические пелены сталинского периода. Созревая для новой жизни, оно делало массу глупостей, подобно несведущему младенцу, тянущему свои ручонки к горячему пламени свечи. В этой связи вспоминается такой случай. На занятиях по марксистско-ленинской философии мне поручили подготовить по первоисточникам реферат об окончательном построении социализма в СССР. Как известно, впервые о победе социализма в СССР было заявлено на XVII съезде ВКП(б), «съезде победителей», проходившем в Москве в период с 25 февраля по 5 марта 1934 года. Наша страна, говорилось в материалах съезда, стала страной мощной индустрии, страной коллективизации, страной победоносного социализма. Юридически этот факт был зафиксирован в тексте советской конституции образца 1936 года.

Выясняя суть вопроса по первоисточникам, я обратил внимание на слова В. И. Ленина о том, что завершение социалистических преобразований в стране, находящейся в капиталистическом окружении, возможно лишь в том случае, если в ней ликвидированы условия для реставрации капитализма. И второе. Социализм может считаться построенным лишь тогда, когда производительность труда в стране, строящей социализм, выше, нежели в странах окружающего ее капиталистического мира.

Что-то меня в этих теоретических конструкциях заинтриговало. Более того, мне пришла в голову «крамольная» мысль, что в нашей стране не было выполнено ни одно из ленинских условий. О преждевременности вывода о победе социализма в России предупреждали многие видные государственные и партийные деятели 1 920–30-х годов. «Оттого что город съест деревню, а заводская труба будет коптить на всю Россию, — говорил, в частности, один из активистов ВКП(б) Александр Константинович Воронений, расстрелянный 13 августа 1937 года, — лицо России, конечно, радикально изменится, но