Да будет свет... - Анатолий Федорович Дьяков

Китае, никому нельзя доверять нити управления собственной жизнью, а самому решать, какую выбрать дорогу, когда двинуться в путь, в каком направлении и как далеко идти. Я считал необязательным ограничивать себя курсовыми дисциплинами, впиваться, уподобляясь голодному клопу, в учебники, как будто только в них записано святое откровение, как будто только там изложены рецепты, пригодные в любой ситуации на всю оставшуюся жизнь.

Я продолжал заниматься легкой атлетикой, подтвердив звание чемпиона института и заняв пьедестал чемпиона Северного Кавказа в беге на 400 метров вплоть до 1959 года. Кроме того, мне покорялись и другие спортивные рубежи, о чем свидетельствуют звания кандидата в мастера по велоспорту и волейболу. Я активно участвовал в художественной самодеятельности института, пел в хоре. Голос и слух достались мне по наследству от мамы, и я получал истинное, почти запредельное удовольствие, выводя натянутыми, как струны у арфы, связками нужные ноты в любимых песнях.

Все это помогло мне создать, как принято сегодня говорить, определенный имидж, собственное лицо, отличающееся от других. У меня появилось много друзей, а это, наверное, самое большое богатство, когда тебе нет и девятнадцати. Друзья — наши зеркала, и чем их больше, тем в более разнообразных ипостасях ты представляешься миру, открываешься себе и заглядываешь в себя.

Открытие самого себя — увлекательнейшее занятие. Человек даже представить себе не может, сколькими лицами, масками, натурами он заряжен. Человек должен проявляться, выводить на чистую воду сокрытое в себе, открывать окружающим свои новые грани, поражать их всплеском возможностей и способностей. Надо освобождаться от комплексов. Ведь воздается не по силе, а по вере. Вере в самого себя.

Глава 8

Профсоюзные заботы

Главные события жизни все же вершатся и проходят в профессиональной среде. Здесь складывается репутация, накапливается умение, приходит признание. Здесь вывешивается твой первый в жизни барометр, безошибочно определяющий температуру, влажность, давление окружающей тебя обстановки. Именно отсюда мы потом по ниточке вытягиваем свою дальнейшую перспективу, которая в подавляющем большинстве случаев выводит тебя, словно океанский лайнер, на заданный маршрут.

В конце сентября 1955 года (я уже перешел на второй курс) в институте было вывешено объявление о том, что в такой-то день состоится общеинститутская профсоюзная конференция. Согласно повестке дня, на конференции предполагалось избрать профсоюзный комитет, председателя профкома и его заместителя с обязанностями председателя правления клуба института (обе должности с окладом 790 рублей в месяц).

Прочитав объявление и ткнув пальцем в интересующее меня место, я мечтательно произнес:

— Вот если бы мне быть заместителем председателя профкома — председателем правления клуба…

Сказал себе — ну и сказал. Мало ли какие желания мы иногда проговариваем вслух! Тему эту до конференции никто со мной не обсуждал. И вдруг в ходе ее работы делегаты (а это были представители профессорско-преподавательского состава и студенчества) единогласно проголосовали за избрание меня на должность, в которую я ткнул пальцем, читая объявление. Я не стал ссылаться на занятость, выдумывать байки о подточенном голодом здоровье, отговариваться семейными причинами, считая все это несерьезным разговором, пустой болтовней, недостойной мужчины. Просто такой поворот событий был для меня полной, но желаемой неожиданностью. Студент очного отделения, не освобожденный от посещения лекций, становится профсоюзным деятелем! Я уже не говорю о материальной стороне: ведь к стипендии прибавлялась зарплата по должности.

Но на первых порах я не подозревал, что скрывается за этими «благами». На мою незрелую голову — в восемнадцать-то лет! — в одночасье свалилась гора забот о поддержании в рабочем состоянии актового и танцевального залов, киноустановки и радиоузла. Я отвечал за автомобили ГАЗ–47 и ГАЗ–63, мотоциклетный гараж, в котором числилось более 25 мотоциклов, хранилище музыкальных инструментов и костюмерную. Я планировал и проводил всю культурно-массовую работу в институте: в моем ведении находились кружки художественной самодеятельности и спортивные секции. Около ста человек рабочих и служащих нужно было обеспечить работой и зарплатой.

Поначалу мне нелегко было привыкнуть к новому состоянию, сладить с ощущением навалившегося груза. Замотанный делами, я все время мечтал хотя бы об одной свободной минуте, чтобы просто перевести дух. Но в том-то и состоит настырность природы, заставляющей всех побывать всем. Мне не хотелось уподобляться мыши, лихорадочно ищущей выход из ловушки, а посему я бессменно молотил на профсоюзной ниве практически четыре с половиной года.

Первой моей задачей было привести подчиненное хозяйство в приемлемое состояние. До меня на этом месте три с лишним года трудился Виктор Иванович Сиротин — человек из категории «стариков», о которых говорят: прошел сквозь огонь, воду и медные трубы. С тех пор как мы познакомились, он все время ко мне присматривался. Когда я стал принимать числившееся за ним клубное имущество (на сумму более 10 млн. рублей), то сразу понял, что Виктор Иванович времени зря не терял. Им было разбазарено все, что можно было разбазарить. Когда во время приема имущества по акту я читал: «Хитон!» — он подавал мне дамские трусики. Я объявлял: «Банджо!» — он показывал на мандолину без струн. «Елочные игрушки!» — провозглашал я, надеясь увидеть их на тысяч пятьдесят, а он выдвигал небольшую коробку, в которой названных предметов не набиралось и на сотню рублей. Тем не менее, акт был подписан, я вступил в должность, и теперь должен был разрываться между учебой и своими новыми обязанностями.

Где только мне не приходилось бывать, чтобы решить вопросы, необходимые для функционирования предприятия, находящегося на хозрасчете! Из республиканского или городского управления культуры я летел в контору кинопроката или филармонию. Решив проблемы в спортивном комитете ВЛКСМ или комитете ДОСААФ, перемещался в городское финансовое управление или комитет профсоюзов республики. Одним словом, работал, засучив рукава, не хныча и не взывая о помощи.

В институте я чувствовал себя, как в родной семье, всегда ощущал реальную поддержку руководства. До сих пор стоит перед глазами ректор института Сергей Игнатьевич Крохин. Словно противореча собственной фамилии, он был мужчиной властного вида, любил организаторскую работу, умел поднимать коллектив на решение задач. Инициативный и пробивной человек, он находил возможность встречаться со студентами и вникать в их нужды, невзирая на круговорот неотложных дел, поглощавших его целиком. Крохина отличали такие черты, как непринужденная учтивость и подкупающая простота. Хитрость мирно уживалась в нем с проницательностью, а изворотливость — с напористостью. Словно искусный шахматист, он обдумывал ходы, с помощью которых решал многочисленные проблемы, стоявшие перед СКГМИ. Но больше всего притягивало в нем ощущение силы.

— Молодые люди, — взывал он к нам, — будьте честными даже в мелочах! Не думайте, что если какие-то нежелательные поступки до поры скрыты от людских