Да будет свет... - Анатолий Федорович Дьяков

Неуловимой грацией ума и человеческим обаянием запомнился мне декан горно-электромеханического факультета (с 1956 года) Михаил Яковлевич Дурнев. Кандидат технических наук, доцент — это был настоящий умница! От него словно исходил магнетический ток, неуловимая, действующая как наркотик, сила. Умея льстить тщеславию студентов, Михаил Яковлевич тонкой похвалой пробуждал в нас веру в самих себя. Под его влиянием нам начинало казаться, что мы обладаем такими дарованиями, которые нам раньше и не снились.

Всегда рядом со студентами находился заместитель ректора по административно-хозяйственной части Рогачев. Виктор Иванович умел видеть в людях, которые ему нравились, гораздо больше достоинств, чем в них было в действительности. Дела занимали значительное место в его жизни. Своим примером он как бы доказывал, что труд есть самая естественная и самая древняя функция человека, та функция, которая сделала и делает его человеком. Как талантливый специалист в своей области, он, в противовес самоуверенным посредственностям, никогда не высовывался со своей правотой, умел сомневаться и размышлять.

Заняв должность председателя правления клуба, я отправился в отдел кадров института, где просмотрел все студенческие анкеты с целью поиска одаренных студентов и составил соответствующий список. Следующим по очереди шагом было сколачивание высокопрофессионального эстрадного джаз-оркестра. Руководитель оркестра по фамилии Юров подобрал молодых людей с музыкальными способностями. Для оркестра были изготовлены пюпитры и приобретены новые инструменты: помповые трубы, тромбоны с набором сурдин, саксофоны (тенор и альт), кларнеты, скрипки, контрабасы и ударная установка. Музыкантов облачили в светло-серые эстрадные костюмы. Получился слаженный джаз-ансамбль из двадцати двух человек. Юров умелой инструментовкой помогал талантливым ребятам проявлять себя в сольных партиях.

Кроме эстрадного оркестра, в нашем институте появились еще несколько музыкальных коллективов. В том числе — многоголосый мужской хор численностью более ста человек, хореографические ансамбли русского танца, танцев народов Кавказа и зарубежных стран, балетная группа. Все они были активными участниками новогодних карнавалов, праздничных концертов и фестивалей. Например, весенние фестивали при участии самодеятельных талантов факультетов превращались в своеобразный ежегодный смотр художественного творчества института. В течение двух-трех дней коллективы показывали свое мастерство, выступая на 8–10 сценических площадках: в актовом зале, во втуз-городке, в парке и на стадионе. Для весенних фестивалей мы писали специальные сценарии, песни и стихи. Во время церемоний открытия и закрытия звучал вальс, который мы сочинили сами:

Весна весенние мелодии поет

И посылает нам весенние приветы.

Весна идет, весна приходит в институт,

И от нее не скроешься нигде ты.

На ниве самодеятельного творчества мы соревновались с коллективом Грозненского нефтяного института. А итоги подводили на торжественном вечере. Наиболее отличившиеся активисты получали грамоты и ценные подарки. Официальную часть открывал Сергей Игнатьевич Крохин. Обладая замечательным баритоном, он с бокалом в руке исполнял «Шотландскую застольную песню» Л. Бетховена.

В трудах и заботах прошел год. Но вот на одном праздничном концерте произошел досадный случай, запомнившийся мне на всю жизнь. Эстрадный оркестр под управлением Юрова исполнил фокстрот «Черная пантера», в то время запрещенный. Красивая мелодия слушателям понравилась, зал взорвался аплодисментами. Возмездия долго ждать не пришлось. На следующий день собрался партком, где мне доходчиво указали на недопустимость проникновения в студенческую среду буржуазной западной идеологии, оказывающей на молодые неокрепшие души растлевающее воздействие. Я, разрешивший эстрадному коллективу исполнить забугорный фокстрот, заявили члены парткома института, являюсь пособником Запада, способствую моральному разложению студентов СКГМИ. «Не следует забывать, — предупредили меня, — что вы — работник идеологического фронта».

Критика в мой адрес была основательной. Мне приписали сразу все грехи: и низкий процент охвата студентов художественной самодеятельностью, и профессиональную слабость некоторых руководителей художественных кружков и оркестров, и непродуманную тематику концертов и слабый репертуар кинофильмов. В назидание мне подарили вырезку из газеты со статьей под названием «Шапка с заломом», где шла речь о первом секретаре райкома комсомола. Человек отдавал себя работе всего без остатка, говорилось в материале корреспондента, но так и не сумел наладить систему, не нашел подход к людям. Руководитель проявлял излишнюю самонадеянность, не советовался со старшими и товарищами по партии, ослабил классовое чутье. В итоге пострадало дело, и от бедняги ушла жена. Подумалось мне тогда, что члены парткома слегка припоздали: вместо того чтобы отчитать моего предшественника, отыгрались на моей персоне. Видать, что дозволено старику-францисканцу, то не красит юного бенедиктинца!

Я далек сегодня от мысли, что кому-то захотелось моей крови. Однако урок я получил хороший! Ну что ж, отражать атаку противника, двигающегося на твои позиции с развернутыми знаменами, всегда предпочтительнее, чем отслеживать его скрытые контрмарши. Сделав поправки на силу и направление ветра, предварительно определив, откуда он дует, я вновь занялся своим делом.

Фокстрот «Черная пантера» больше не звучал в стенах института, по крайней мере вплоть до моего выпуска. А вырезку с грозной статьей я прикрепил к стене, в изголовье своей кровати, где она, выцветшая и пожелтевшая, провисела три года. Во время предвыборных кампаний в Верховный Совет СССР и в местные Советы народных депутатов в моем клубе работала участковая избирательная комиссия. В одно время мне выпала честь быть доверенным лицом партийного руководителя — секретаря Северо-Осетинского обкома КПСС Николая Каболоева.

Не дремал я и на других направлениях культурно-массовой работы. Это было время, когда по всей стране внедрялись широкоформатные киноустановки. В городе Орджоникидзе первая такая появилась в кинотеатре «Родина». Я стал придумывать способы создания широкоформатной киноустановки для студенческого городка. В один из дней я пришел к начальнику республиканского управления кинофикации и кинопроката Дзгоеву и подробно рассказал, как широкоформатный фильм, поступивший в одном экземпляре, демонстрировать сразу в двух зрительных залах: в городе и в студенческом городке. Идея была остроумна и в духе времени агрессивна, а техника исполнения замысла — проста как мир. Выслушав меня, Дзгоев сказал:

— Моя дочь учится в СКГМИ. Сын тоже есть, наследник. По отзывам преподавателей, науки даются ему легко. Хочет тоже поступать в ваш институт. Надо его подстраховать. Поможешь ему — я, так и быть, окажу тебе содействие в решении твоей проблемы.

Все предельно ясно и просто. Старая сермяжная правда: ты мне — я тебе. Я доложил ректору института о своем визите и его результатах. Крохин меня поддержал и отдал необходимые указания. Все остальное отдавалось на откуп моей инициативе и предприимчивости. Организовав работу по изготовлению и монтажу широкого экрана, я достал дефицитную по тем временам широкоформатную кинонасадку к киноаппаратуре. Главным киномехаником института была назначена по совместительству