Книга слизи. Скользкий след в истории Земли - Сюзанна Ведлих

годы. Особенно актуальным это стало весной 1864 года, когда Геккель выловил крохотные шарики слизи из Средиземного моря близ Ниццы. Вероятно, ученый выловил некий амебовидный организм, который сегодня уже нельзя однозначно идентифицировать. Геккель окрестил его Protogenes primordialis, то есть «первенцем глубокой древности», и объявил его первым представителем монер, которые, будучи «голой протоплазмой» без мембраны и внутренней структуры, представляют собой жизненный минимум.

Гексли взял пример с Геккеля и описал протоплазму как гончарную глину, которая и при обжиге, и при покраске все равно остается глиной, объединяющей всю жизнь на Земле. Эта идея была опровергнута только тогда, когда появились однозначные доказательства того, что функции клетки основываются на ее структуре и могут выполняться без загадочной жизненной силы. Правда, идея существования протоплазмы оставалась актуальной в науке и искусстве вплоть до начала Первой мировой войны.

Рисунок 26. Изобретатель Томас Эдисон с фонографом (1). «Эктоплазмы» со спиритических сеансов оказались подделкой (2). Писатель и спиритист Артур Конан Дойл (3). «Младенец» Генри Мура, 1930 (4). Древо жизни Эрнста Геккеля, на ветвях которого расположены протоплазмические монеры, 1866 (5). «Крик» Эдварда Мунка, 1893 (6)

Искусство вибрации

Эволюция и энергия – это две темы, определившие науку XIX века. В его последние десятилетия эти области знания связывала между собой тема клеточной слизи. К тому моменту протоплазма уже давно воспринималась как медленно пульсирующая внутренность клетки. Тогда это живое вещество считалось выражением жизни, своего рода душой клетки. Согласно представлениям того времени, без силы протоплазмы клетки были бы похожи на Франкенштейна, так как имели бы большое количество теоретически активных компонентов, но не имели бы настоящей жизни внутри. Кроме того, протоплазма, должно быть, могла, словно грампластинка, записывать и сохранять физические импульсы, на которых основываются жизненные процессы. Потрясающий карьерный рост для скромной клеточной слизи, внезапно и вплоть до начала Первой мировой войны ставшей вдохновением, манией для науки, искусства и общественности. Этому явлению историк Роберт Майкл Брэйн из Университета Британской Колумбии в Ванкувере, на трудах которого я основываю мое повествование, дал название «протоплазмания».

Первичная слизь Bathybius в то время воспринималась с энтузиазмом, поскольку она разом давала ответы на многие научные вопросы. Аналогично и с клеточной слизью: она оказалась правильным веществом в правильном месте в правильное время, так как давала разумное объяснение самой жизни, памяти и наследственности. Более того, вскоре нашелся отличный эквивалент и во внешнем мире. Физике в тот момент нужно было дать объяснение распространению света и электромагнитных волн, невозможному в вакууме. Для этого потребовался некий посредник, а вот твердый или желеобразный – на этот вопрос никто тогда не мог дать точный ответ.

В любом случае было очевидно, что тонкие нити этого эфира заполняли все пространство и вибрировали, чтобы распространять волны. Идея загадочного посредника как носителя света принадлежала еще Аристотелю, который считал его квинтэссенцией, пятым элементом. Клеточная слизь – это чувствительная среда, которая сжимается и волнообразно двигается. Таким образом, представлялось совершенно обоснованным признать вибрации в протоплазме основой всех жизненных процессов.

Это был максимально растяжимый отправной пункт теорий протоплазмы, дававший им большой потенциал для развития. Помимо всего прочего, клеточной слизи нужно было принимать из внешнего мира сенсорные ощущения в форме волн и удерживать своего рода эхо этих вибраций, ведь при частом повторении они как будто бы записываются на внутреннюю карту памяти. Данной теории поспособствовало и то, что Зигмунд Фрейд, выдающийся невролог и психолог, сравнил контактные точки между нейронами с протоплазмическими нитями. К тому же тогда уже был известен принцип работы фонографа, изобретенного Томасом Алвой Эдисоном в конце 1877 года: аппарат мог сохранять и впоследствии воспроизводить музыку и речь. Для этого игла переносила звук на тонкую металлическую пластинку в форме определенной комбинации волн. С помощью этого механизма можно было объяснить все что угодно.

Одним из примеров является наследственность. Физика XIX века пыталась разгадать природу света, который, как известно, представляет собой и частицы, и волны одновременно. Этому достаточно миролюбивому открытию предшествовал долгий ожесточенный конфликт, который, впрочем, в похожей форме разворачивался и в области биологии. Речь шла о наследственности и о том, как поколение родителей может передать конкретные свойства своим потомкам. Чарльз Дарвин предполагал, что малейшие частицы всех клеток организма – своего рода пробы родителей – скапливаются в репродуктивных органах, чтобы совместно перейти потомкам по наследству. Эрнст Геккель, напротив, отстаивал теорию о том, что следующим поколениям передаются воспоминания, закрепленные в протоплазме с помощью вибраций, то есть характерные комбинации волн в сперме и яйцеклетке. Интересным образом выяснилось, что обе теории отчасти правдивы. По наследству передается наследственная молекула ДНК, являющаяся материальным носителем всех генов и, следовательно, задатков и свойств родителей. На наследственный материал, правда, накладывают отпечаток эпигенетические модификации[12], которые мать и отец приобретают в ходе жизни в результате личного опыта.

Следующим примером была эволюция. По мнению Геккеля, все организмы были связаны между собой благодаря передающейся из поколения в поколение комбинации волн. В 1866 году он представил публике детальное и наглядное древо жизни. С его помощью Геккель пытался показать, что зарождение и эволюция одноклеточных организмов-протистов, растений и животных произошли от одного протоплазматического предка. При этом упомянутое выше растение с чрезвычайно коротким корнем было похоже не столько на дерево, сколько на водоросль, чьи длинные листья качаются на волнах журчащей реки.

Таким образом, согласно теории Геккеля, жизнь – это существующая уже на протяжении многих миллионов лет комбинация волн, многогранно меняющаяся, но тем не менее неизменно стабилизирующаяся в разных видах и организмах. В первую очередь она создает связь и фундаментальное родство всех видов жизни на Земле.

Рисунок 27. Художественные формы природы Эрнста Геккеля (1904), такие как сцифоидные медузы и слизевики, повлияли на стиль модерн, служивший источником эстетического вдохновения для деятелей искусства

Средневековый ученый Альберт Великий утверждал, что звезды и Солнце в процессе спонтанного зарождения формировали живых существ из слизи и ила. Эрнст Геккель, в свою очередь, говорил о том, что по меньшей мере внешние импульсы могут записываться в органическую ткань при условии, что протоплазма сохраняет активные вибрации из окружающей среды в своих структурах. Характерный для того времени научный прогресс предоставил этой теории реальное техническое выражение. Сегодня экспериментальная физиология подчинена другим дисциплинам, однако столетие назад она была чрезвычайно прогрессивной и инновационной, в том числе в том, что избавляла ученых от необходимости быть наблюдателями. В наше время специальные устройства наглядно показывают различные жизненные процессы