Царь Иоанн IV Грозный - Александр Николаевич Боханов

Царевича несла кормилица на руках, а кормилицу вели под руки царевичевы дядьки бояре Данило Романович да Василий Михайлович Юрьевы[236], и по грешному делу Царевич из руки у кормилицы упал на сходню, а [с] сходни в воду, и того часа выхватили, и он залился»[237].

Более чем через полвека народное предание о гибели Царевича Дмитрия запечатлел дьяк Иван Тимофеев (1555–1631).

«Когда царь, отец дитяти, по обещанию ради молитвы путешествуя на далекое расстояние от царствующего города, возвращался назад на ладьях к своему отечеству (к Москве) с Бела озера, из лавры святого отца Кирилла, по неведомому совету Божию случилось неожиданно отроку из рук няни, погрузившейся в сон, упасть в воду, и тут ангелы взяли душу младенца. Поистине, это было ужасное, достойное слез чудо: тут не случилось никого, что невероятно. Разве мало тут было сберегателей? А это произошло единственно по промыслу (Божию), ибо Господь всеведущ, Он творит судьбу дел рук своих и, как добрый строитель, промышляя о Своих творениях, в себе самом скрыл свое неведомое определение… После смерти младенца, когда отец их и мать оканчивали ранее описанное путешествие, (направляясь) к царствующему своему городу и отечеству от пределов города Ярославля, они по повелению Царя переменили путь по воде и изволили двигаться к матери всех городов (Москве) по земному хребту. А когда достигли города Переяславля, здесь, в лавре чудотворца Никиты[238], у его целебоносного гроба, совершили совместное прилежное моление. С горькими рыданиями и громким плачем, жалобно, громкими голосами оба вместе они святому, как живому, возвестили о смерти своего дитяти и о безвременной, совсем не царской его гибели, случившейся по Божию смотрению; они, не стыдясь, возложили обличение своих грехов и беспримерную свою печаль и на нас после Бога, могущего эту их печаль скоро переменить на радость. Восстав после молитвы, они пришли в святой город, в дом своего царского достояния; утомленные путешествием и успокоившись немного от плача»[239].

Иван Тимофеев не удержался от недоуменного вопроса: что «сберегателей» у царского сына не было? Этот вопрос стоит и поныне, и смерть Наследника кажется событийно-невероятной. Если учесть общий исторический контекст: болезнь Царя, нежелание многих родовитых давать крестоцеловальную клятву Царевичу Дмитрию, категорическое несогласие «радников» – Сильвестра, Адашева, Курбского и иных, чтобы Царь совершал благодарственное паломничество в Кириллов, т. е. «ускользал» на несколько недель от их контроля, то гибель Дмитрия Иоанновича не кажется только трагической случайностью…

В 1581 году, 19 ноября, скончался на двадцать восьмом году жизни второй сын, наследник Престола Иоанн Иоаннович. Эта смерть до сих пор служит поводом для безапелляционных обвинений Первого Царя в «садизме» и «душегубстве». Царь убил собственного сына! Таков самый распространенный тезис, утвердившийся в литературе еще со времен Н.М. Карамзина, первым подробно расписавшим этот трагический эпизод. По мнению «последнего летописца», сын вызвал у Царя вспышку гнева, в связи с тем, что хотел возглавить войско для войны с польскими захватчиками, в то время как Царь стремился заключить мир. Далее следовала патетически-драматическая сцена в стиле древнегреческой трагедии. Якобы Царь Иоанн «в волнении гнева» закричал:

«Мятежник! Ты вместе с боярами хочешь свергнуть меня с престола!». Затем Царь «дал несколько ран острым жезлом своим и сильно ударил им цесаревича в голову. Сей несчастный упал, обливаясь кровию. Тут исчезла ярость Иоаннова. Побледнев от ужаса, в трепете, в исступлении он воскликнул: «Я убил сына!» – и кинулся обнимать, целовать его; удерживая кровь, текущую из глубокой язвы; плакал, рыдал, звал лекарей; молил Бога о милосердии, сына о прощении. Но суд небесный свершился. Цесаревич, лобызая руки отца, нежно изъявил ему любовь и сострадание…»[240]

Яркая, пронзительная по выразительности картина! Это просто готовая «сценография» для исторического полотна, которое и создал в 1885 году известный художник Илья Ефимович Репин (1844–1930), назвав его «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года». Это грандиозное произведение – 2 на 2,5 метра – является живописным шедевром и украшает собрание Государственной Третьяковской галереи в Москве.

Николай Михайлович Карамзин обладал богатым воображением и мастерством художественного слова и сумел запечатлеть собственный взгляд на историческое действие, которое в данном случае ни на чем, кроме фантазии историографа, не основано.

И.Е. Репин живописно воплотил карамзинский вымысел на полотне. Мрачно-кровавый фон картины, а в центре – старик с безумным выражением лица, обнимающий сильными костлявыми руками бессильно распластанное тело молодого человека. А на голове Цесаревича, в области левого виска, кровавая рана и струится кровь, которую тиран-убийца прикрывает своей рукой.

Живописное произведение оказало на современников и потомков просто какое-то магическое действие. Полотно и получило в обиходе совершенно отличное от авторского название: «Иван Грозный убивает своего сына». Репродукция картины воспроизводится в большинстве изданий, где говорится о времени Первого Царя, и даже – в школьных учебниках[241].

Художественный вымысел получил как бы документальную сатисфакцию. Но ведь это ложь не только художественная, но и историческая. Оставим в стороне форму подачи изображения и само изображение Царя; это не человек, а какое-то чудовище во плоти. Произведение И.Е. Репина было завершено в 1885 году и сразу же раскололо русское общество. Одни просто упивались картиной, усматривая в ней публичную «художественную манифестацию против царизма», другие же с первого взгляда начинали выдвигать против художника обвинения в антиисторичности и даже в антихудожественности[242].

О «Иоанне младом» сохранилось немного подлинных сведений. Известно, что отец очень заботился о его воспитании, сам просвещал его в Писании, брал с собой постоянно в паломничества по святым обителям. Иоанн Иоаннович вырос образованным, духовно зрелым человеком. В 1579 году, через год после прославления, он написал канон преподобному Антонию Сийскому и переработал его Житие[243].

С детства Царь приучал Цесаревича к «государеву делу». Сын постоянно следовал за отцом: в военных походах, на приемах послов. Имеются указания и на то, что присутствовал он и на некоторых казнях царских врагов. Наследник престола должен был с малолетства знать, что враги Царя, враги – Христа, к ним не может быть милости или снисхождения.

Сын никогда не перечил воле отца даже в вопросе выбора невесты. Был женат трижды. В 1571 году на Евдокии Сабуровой, которая в том же году была пострижена в монахини. Второй раз, в 1574 году, опять по воле отца, Цесаревич женился на дочери рязанского сына боярского М.Т. Петрово-Солово – Феодосии. Как и в первом случае, в связи с бесплодием вторая жена была в 1579 году пострижена в монахини. В третий раз, в 1580 году, Иоанн Иоаннович женился на Елене, дочери И.В. Шереметева. В конце 1581 года в этой семье ожидалось появление ребенка. И так случилось, что