Скандал, развод и Новый год - Ольга Гольдфайн

Я прижимаюсь к Егору и робко целую его в подбородок. Так приятно, что он свил это гнездо для меня. С мыслями обо мне.

— Спасибо! — только и успеваю пропищать, как он хватает меня в охапку и клеймит обжигающим поцелуем.

Мы падаем на кровать и целуемся как безумные, словно не виделись целую вечность. Чувствую бедром, что босс раздраконился не на шутку.

В дверь осторожно стучат:

— Егор Борисович, Валерия Андреевна, ужин готов, — раздаётся голос Анны Тимофеевны.

Я выскальзываю из рук Баринова и подхожу к туалетному столику, чтобы поправить причёску и макияж.

Отражение в зеркале демонстрирует растрёпанную девицу с блестящими глазами.

— Егор, я не могу выйти такая, — ною, прижав ладони к щекам в попытке остудить румянец.

— Какая — такая? — Баринов лежит на кровати, подставив руку под голову, и любуется мной.

— Такая… У меня на лице написано, что мы тут делали.

— А что мы делали? — продолжает издеваться тролль.

— Предавались разврату? — поворачиваюсь к нему и едва сдерживаюсь, чтобы не засмеяться.

— Валерия Андреевна, а вы у нас полны секретов. Надеюсь, сегодня ночью мне покажете, что в вашем понимании обозначает слово «разврат»?

— Обязательно, мой господин, — складываю руку в намасте и кланяюсь супругу.

— Пойдём, развратная моя, покормим тебя, чтобы сил хватило выдержать ночь разврата и сладострастия.

Баринов встаёт, легко закидывает меня на плечо и тащит в столовую, где за столом уже восседаем Макс, а добрая Анна Тимофеевна щедро накладывает ему в тарелку всякие изыски.

Да уж… Сын здесь точно не останется голодным.

На работе, вопреки моим ожиданиям, всё относительно спокойно. Кобры жалят взглядами, но физически не трогают. Шипят сквозь зубы, демонстративно проходят мимо не здороваясь.

Но я всё равно не могу успокоиться. Интуиция внутри так и вопит:

— Лера, жди подставы!

И через неделю после свадьбы змеиный клубок срывается, меня снова потихоньку начинают выживать.

Одним далеко не прекрасным утром я переодеваю обувь, сую ногу в туфельку и резко вскрикиваю. Змеюкам пришла в голову старинная бабья забава «Кровавая балерина». Стекло раскроило мне пальцы, и алая кровь капает на пол.

Я аккуратно вынимаю кусочки, впившиеся в плоть. Похоже, дамы разбили стакан из тонкого стекла и насыпали "материал" в обувь.

Спасибо, родные, что напомнили о своей стервозности. А то я уже подумала, что от меня отстали.

Егора нет, он из дома сразу уехал в аэропорт. У него командировка на головное предприятие, и мои врагини абсолютно точно знали об этом.

Кобры выжидали удобный момент, чтобы добраться до меня, вот он и представился.

Я снимаю колготки, ковыляю в ванную через кабинет босса и промываю раны. Затем обрабатываю их перекисью водорода и заклеиваю пластырем.

Ни о каких туфлях речи не идёт. Мне бы тапочки побольше да помягче.

Не знаю, что делать. Чувствую какое-то опустошение внутри. Всё ожидаемо, и мне даже не приходит в голову позвать охрану и начать расследование.

Жива, и на том спасибо. Надеюсь, серпентарий на этом успокоится, почувствует себя отмщённым.

Возвращаюсь в приёмную, достаю из ящика стола запасные колготки и надеваю.

Нога болит, но я только немного морщусь и читаю электронную почту. Что-то распечатываю, на какие-то письма отвечаю, срочные помечаю галочкой, чтобы после командировки босса сразу положить ему на стол.

Посетители заглядывают и звонят, но, узнав, что Баринов будет отсутствовать несколько дней, быстро ретируются.

Боль в ноге почти успокоилась. Хорошо, что я быстро выдернула конечность их туфли. Даже смешно стало: как-то мелко змейки плавают, на что-то посущественнее фантазии не хватило?

Я печатаю приказ на премирование. После проведения зимней рекламной кампании и по итогам новогодних продаж Баринов традиционно награждает коллектив за успешную работу. Здесь нет тринадцатых и четырнадцатых зарплат, но есть вот такое поощрение.

Деньги на праздничные подарки люди потратили, хорошо провели время и теперь сидят с пустыми кошельками. А тут раз — и продолжение банкета! Дополнительная выплата и довольно приличная.

Прикладываю приказ к остальным документам на подпись и звоню Столетову. Его скупые смс совсем меня не радуют. Марина мои звонки сбрасывает и ничего не пишет. Тревога с каждым днём только нарастает, но я держусь.

Помню, что дала себе срок — месяц. Он закончится, и я поеду за дочерью.

Вадим недовольно отвечает:

— Да, Лер! Прости, но мне некогда. Ты же в курсе, что сегодня приезжает начальник?

Бывший муж ядовито меня поддевает:

— Или утром он тебе не сказал, что едет в командировку?

— Не волнуйся, в курсе. Скажи мне только, как Марина? Больше я тебя не задержу, — холодно интересуюсь.

— Нормально Марина. Ходит в школу, нашли репетитора по английскому для занятий онлайн. Ладно, позже позвоню.

Столетов бросает трубку, а я злюсь. Злюсь на него, на себя, на местный серпентарий, Егора, Лику и вообще весь мир, который так ко мне несправедлив.

Мне плохо.

Мне плохо без дочери.

Я плохо сплю в доме Баринова, то и делая прислушиваясь к звукам.

Мне снится, что Марина навсегда осталась с отцом. Бросила меня. И это просто сносит крышу.

Я не знаю, как другие пары делят при разводе детей. Для меня подобное немыслимо.

Вечером выхожу к своей машине и обнаруживаю, что все четыре колеса спущены. Значит, дамочки не остановились на стёклах, решили лишить меня средства передвижения.

Возвращаюсь в офис и сообщаю охране, что кто-то повредил машину. Парни смотрят записи с камер, но кроме силуэта какого-то паренька в чёрной куртке и капюшоне возле моей машины, ничего не находят.

Приходится ехать домой на служебной машине с водителем. Я уже полна решимости рассказать обо всём Егору, но внутри есть сопротивление: не хочется выглядеть жертвой в его глазах. Слабой и жалкой женщиной, которая не в состоянии сама разобраться со своими врагами.

Неужели не справлюсь с этими поганками? Позволю себя запугать или заставить уйти с работы?

Нет уж, не на ту напали…

Я что-нибудь обязательно придумаю. Если не сейчас, то позже…

Глава 25

Марина. Дочь. Моя боль и источник тревоги.

Вечером звонит Егор, и мы долго разговариваем. Он спрашивает, как прошёл мой день. Я молчу о своих злоключениях, говорю, что всё нормально. Спрашиваю Егора о делах.

Баринов сам заводит речь о Столетове:

— Видел сегодня твоего бывшего. Как-то он неважно выглядит: похудел, осунулся. Спросил, не болеет ли. Сказал, что здоров.

— А Марина? Он ничего про неё не говорил?

— Нет, Лер, мы только работу обсуждали. Она так и не берёт трубку?

Егор поддерживает меня, как может.