Сибирские сказки - Автор Неизвестен -- Народные сказки

А этот старик уж умират. «И вот ты, — гварит, — сыночек, долго проходил, ничо я тебе не определил. Ежли бы ты пораньше пришел, я бы тебя большим счастьем наделил. Не мог ты пораньше прийти-то?» И вынел платок весь измятый из кармана: «На вот тебе платочек, како горе, тряхни, и он поможет тебе».

И сразу умер этот старик.

Он взял выкопал яму, похоронил старика, вылез и пошел к легкой шлюпке, сял, эти два мешка золы взял и поехал куда глаза глядят. И приплыл в то царство, где дяди-то. И зачал им говорить: «Ах, дяди, нехорошо так сделали, што меня одного бросили, и должен я погибать голодной смертью».

Ну а в этом царстве царь — девица. Она выбират себе жениха и не может выбрать, сколько миру погубила уж.

Ну и этим дядьям надо три ночи ночевать, спрятаться от ее. Ежели не найдет, то взамуж пойдет, а найдет, то голову с плеч снесет, погубит.

Ну и вот они все трое — два дяди и Михаил — приходят к ней, она накормила их ужином и говорит: «Вот идите прячьтесь по три ночи подряд, ежели я кого из вас не найду, за того замуж пойду, а ежели найду, то голову с плеч снесу».

Ну вот они поели, пошли и зовут: «Миша, пойдем, — гварят, — на корабль под полок, затычемся одеждой, она где нас там найдет».

А он говорит: «Идите, я здесь постою». Ну маленько постоял, вынел из кармана этот платочек, тряхнул и обернулся пташкой-канарейкой и за облачко залетел.

Как глухая полночь сделалась, она кричит: «Няньки, мамки, идите, волхитные зеркала несите, меня ведите!» Они приходят, берут ее под руки, выводят на парадное крыльцо, подают ей зеркало. И вот она по земле повела и не нашла их: «Смотри ты, где-то нет их на земле-то». По воде повела: «Хм, залезли, — гварит, на корабль под полок, затыкались одеждой да и думают, я не найду. А того, — гварит, где-то нету». И вот она навела по лесу, не нашла, навела по небу: «Ишь ты, какой молодой, да хитер: еще пташкой-канарейкой сделался да за облачко забрался».

Утро наступят, они приходят к ней. «Вас, — гварит, — нашла, вы под полок одеждой затыкались. А этот молодой, да хитер: пташкой-канарейкой да за облачко».

Потом день прожили, надо вторую ночь прятаться. Ну и они вышли и говорят: «Пойдем, — гварят, — Миша, в лесу есть дупло, залезем в него, она нас никогда не найдет». Он говорит: «Идите, я уж здесь постою». Пу и как они ушли, он постоял маленько, пошел к синю морю, тряхнул платочком и обернулся щукой-белугой и ушел на морскую глубь.

И вот глухая полночь сделалась, она заревела: «Няньки, мамки, идите, волхитно зеркало несите, меня под руки ведите». Они приходят, волхитно зеркало приносят, ее под руки берут.

И вот она по воде навела — не нашла, по морской глубе навела и говорит: «Молодой, да хитер: обернулся щукой-белугой да ушел на морскую глубь. А тех где-то нету-ка. И вот она навела по земле — нету, по лесу навела и усмехнулась: «Убрались в лес, в дуб залезли и затыкались, сидят, поди думают, што я не найду их».

Вот утром приходят, она говорит: «Этот молодой, да хитер, обернулся щукой-белугой да ушел на морскую глубь, а эти, — гварит, — залезли в дуб да затыкались, думают, я их не найду».

И вот опеть день проходит. На третий вечер приходят, она и говорит: «Ну идите сегодня последнюю ночь. Ежли не найду, за того взамуж пойду, а найду, то я голову снесу». Они, дяди, говорят: «Айда, Миша, с нами, мы, — гварят, — там ров матерый нашли, в им дыра, в эту дыру залезем да затычемся, ей не только нас найти, она и ров-то не найдет, где есть он». А он рассмеялся да говорит: «Идите, дяди, а я останусь здесь». И вот только дождался вечера и думает умом: «Вот когда няньки вынесут зеркало, я мошкой обернусь и позадь рамки сяду, может быть, спасусь, а не спасусь, то смерть мне». И до время, когда она заревет, обернулся пташкой-канарейкой, сял па яблоньку и давай напричетывать всякими голосами, што так смерть и так смерть.

А эти няньки сидели и говорят: «Ах, как он напричетыват, давай мы его спасем». Отворили окошко и спрашивают: «Што же ты, — гварят, — Миша, можешь обернуться булавкой аль нет?» — «Што вы, — гварит, — я могу не только булавкой, могу маковым зерном обернуться». — «Раз, — гварят, — можешь, то залетай к нам в комнату». Залетел в комнату, обернулся булавкой. Они взяли и заткнули его за ра. мку, за волхитно зеркало сзади.

Ну и вот она кричит: «Няньки, мамки, идите, волхитно зеркало несите, меня под руки ведите». И вот они приходят, волхитно зеркало приносят, ее берут и выводят па парадное крыльцо. Вот она навела по воде — не нашла, по морской глубине — не нашла (она уж ищет боле этого все Мишу), по небу навела — не нашла, по лесу навела — не нашла, по земле навела и говорит: «Ишь, в ров ушли, в дыру залезли да затыкались и думают, я не найду. А этого нигде нету».

И вот она водила и по небу, и но воде, и по земле, и по морской глубе — нигде не могла найти и подняла зеркало и фурнула его выше себя и разбила, а сама — некогда нянек дожидать — бегом побежала в свою комнату и пала ничком на койку с горя (хватит ей уж людей губить).

И вот утро пришло, они собираются идти к ней. Она их посадила за стол: «Залезли, — гварит, — в ров, в дыру затыкались и думаете, што я вас не найду. А этот, — гварит, — молодой, да хитер. Этим я, наверно, голову снесу, а за этого замуж пойду и на царство нацарю». А он на это сказал: «Раз, — гварит, — судьба моя, и власть моя. Мало ли они мне неладно сделали, бросили меня, а я их не дам загубить».

Так они остались живы. Сейчас он на царство напарился, веселым пирком свадебку сыграли. Они поехали домой, а он тут остался жить.

Про Василия и Марфу-царевну

(Указатель № 849 В. См. также № 307, 507)