Сибирские сказки - Автор Неизвестен -- Народные сказки

Ну и он завернулся, поехал. Братья спрашивают: «Ну чо, братец, видел?» — «Ничо, пенек курится, сверкат».

Ну они вечер проехали, назавтра подъезжают к царству, попасть нельзя: змей уже оплел все царство. Вот подъезжают, змей пасть разинул. «Ну, братья, шевелите коней, перескакивайте». Они перескочили, змей их не тронул. А Мишка пошевелил своего копя, как конь вскочил, змей так всего в колтык забрал[24], а Мишка вырвался и побежал в кузницу, у которого кузнеца была чугунная кузница. А этот змей за ним. Вот он забежал в кузницу, запер кузницу и говорит кузнецу: «Давай накаливай щипцы». Кузнец накалил. Змей: «Отдай мне его». А кузнец: «Пролизывай двери, так отдам». Змей пролизал двери: «Ну давай». А он и говорит: «Пихай сюда язык, я на язык положу тебе Мишку — кошкина сына, ты и сглотишь». Он как, змей, пропихал язык, тот калеными-то и вырвал его.

Тогда ему Мишка — кошкин сын и говорит: «Ты, кузнец, скуй мне коня». Ну он сковал ему коня и сказал: «Ну, Мишка — кошкин сын, садись на коня, только не дремли, чо тебе надо, он все исполнит. А ежели дремать будешь, то злочастный будешь». Ну и вот он сял на этого коня и помчался, и што-то сон его задолел, што он столько не спал. Он глаза только защурил и очутился у змея в ограде, который его сглотить-то хотел, у Марфы-царевны в ограде.

Ну и вот змей выходит: «Чо, сам прилетел? Теперь я могу съесть тебя». А у змея яма есть, и в ней жар, огонь. И жердь лежит на яме. «Вот пробежишь три раза по жерди, то все царство отдам тебе, раз уж сыновей нет, и Марфу-царевну выдам за тебя, а не пробежишь, то съем». А этот Мишка — кошкин сын говорит: «Давай ты хоть раз пробеги, покажи дорожку-то, тогда и я побегу». Этот змей и побежал: «Думать, што я не пробегу?» А Мишка — кошкин сын стоял у конца жерди. Как змей до середины дополз, Мишка — кошкин сын хватил за конец жерди — и чебурых змея в огонь, тот изжарился сразу там.

Тода Мишка — кошкин сын на Марфе-царевне женился, на царство нацарился и стал жить, живота наживать.

Мишкино счастье

(Указатель № 329)

Дядья у него вздумали ехать золой торговать. И он говорит: «И я с вами поеду». Нагреб мешка два-три золы и поехал с имя. Ну и подъехали к острову немножко отдохнуть. У них чо-то не в порядке было. А этот Мишенька вылез да и пошел по этому по острову ходить. Ну и ходил долго и нашел: в одним месте стоит расчищено гумешко, драгоценными каменьями укладено, сукнами устлано. И на гумешке стоит стол дубовый, скатерти браные, питва пьяные, чо тебе душа желат; и кровать тесова, перина перова, пуховка пухова. И возле этого гумешка стоит дуб.

И Мишенька этот подходит, поинтересовался и пошел домой, к дядьям. Приходит, а дядья-то ждали да ждали его и дождаться не могли, взяли два-то мешка, выбросили на остров и уехали, оставили его.

Ну он поплакал, поплакал: «Ну смерть. Возьму, — гварит, — один мешок золы и пойду туда. Так смерть и так смерть. Кто-то быват там, на гумешке».

Ну и пришел, залез на этот дуб, затащил мешок и ждет, што смерть так смерть будет.

Ну он сидит день, сидит два, погода така нехорошая, потом на третий сделался день такой хороший, солнешный.

Ну и вдруг появился старик агроматущий. И он не видел, откуль старик появился. Сел, поел, лег на койку, отдохнул и начал катать золото яичко (вынел из кармана) по этому гумешку. И это яичко подкатилося к этому дубу, а старик чо-то отвернулся в то время, и он взял это яичко-то золой засыпал. Старик искал, искал, не мог найти и скрылся, не сделалось старика.

И вот Мишенька сидел, сидел, видит, што никого нету, слез с дуба и сгреб эту золу обратно в мешок и нашел это золото яичко в золе. А на яичке така золота надпись написана, што кто это яичко доступит, то на царство нацарится.

Ну и он положил яичко в карман, забрался на дуб и сидит, чо будет, то будет, смерть так смерть.

И вот опеть старичок образовался и невидимо от-кудова и опеть зачал яичко катать. Катал, катал, чо-то к дубу-то отвернулся, он опеть его засыпал. И этот старик искал, искал, так не нашел это яичко и в ту же минуту посидел, постоял и побрел, недалеко от гу-мешка сделалася дыра, и он улез в эту дыру.

Ну и вот Миша слез, золу сгреб, яичко взял, тоже надпись: «Ежли только кто потерят это яичко, то сразу умрет».

Ждал, ждал Миша и говорит: «Куда этот дедушка забрался, туда я и полезу, все равно мне смерть-то получать». И полез в эту дыру, и спустился на тот свет. Там есть тропинка, он пошел этой тропинкой. Она привела его к избушке. И така избушка интересная, матерушшая: как с корнем лесина выворочена, и корни не обрублены, и вершина не обрублена, и так избушка срублена.

Ну и он вот заглянул в эту избушку, а этот старик, который яйца-то катал, лежит, ноги в одном углу, а голова — в другом — этакий матерушший. Уж он глазами не глядит, умирать хочет. Мишенька боится подойти к ему. И вот он чо-то пошевелился, этот старик, и чихнул, а в то время Мишенька подскочил и говорит: «Здорово, тятенька». — «А што же, — гварит, — какой же я тятенька?» — «А вот чихнул и сейчас же меня, сыночка, вычихнул». — «Ну-ка, — гварит, — подойди поближе, я погляжу, какой ты. У-y, да ты большой у меня сыночек. Вон там, в печке, мясо, тут хлебец, покушай. В углу ружье, ходи, гусей-лебедей стреляй».

А он берет это ружье, берет топоришко и ходит не гусей-лебедей стрелять, а к синю морю легку шлюпку делать, чтобы уехать с острова. Ну и день ходит, два ходит и вот на третий день