Сибирские сказки - Автор Неизвестен -- Народные сказки

Александра-царевна приезжат домой, козел встречает ее такими ласками, а она плачет, он ее уговариват: «Не плачь, не плачь».

Она опеть ходила в саду, с няньками, с мамками гулять.

Сказка скоро сказыватся, время дивно минуется. Опеть пташечка прилетела: «Чувик-чувик, Александра царевна, седни твой вечер, седни ты должна ехать».

Она пришла, заплакала, што те с мужьями, а она одна. Он говорит: «Поезжай, ничо». Вот она только заезжат в ограду, и молодцы эти в ограду заезжают — Иван-царевич и Василий-царевич. Пошли уж в комнату все. Разделись, образовались в мундирах — царские сыновья Иван-царевич и Василий-царевич. Ну и погуляли, веселились, танцевали. Иван-царевич с Александрой-царевной танцевал. Ну и взял ее за грудь или за чо там, она в то время взяла его по щеке ударила. Он захватился и сразу из комнаты побежал, а Василий-царевич — за ним. Пали на коней и уехали. И Александра-царевна не стала гулять, за имя же следом поехала домой.

Приезжат домой, козел не встречат ее, нету-ка. Зашла в комнату, а это Иван-царевич на койке ничком лежит, на которой они спали. Он ей и говорит: «Зачем ударила меня, не ударила, я бы так и был с тобой Иваном-царевичем». Она стала прощения просить у него, а он не прощат ее. «Теперь, — гварит, — оставайся одна. Ежли надо тебе меня, то ищи меня за тридевятые горами, за тридевятью лесами и в тридевятом царстве». А сам встал да пошел. Она осталась одна. Съездила к отцу, распростилась, все рассказала, надела на себя котомочку и пошла куда глаза глядят.

Ну и скоро сказка сказыватся, время дивно минуется. Идет она деревнями или лесом.

Шла тропинкой, видит: стоит избушка на курьих ножках. Она пнула избу под угол: «Встань, изба, по-старому, как мать поставила». Заходит в избушку, сидит Яга Ягонишна на золотом стуле, держит золотое мотовильце. «Откудова ты, Александра-царевна, взялась да куда поднялась?» — «Ты перво, баба Яга, напои, накорми, потом вести расспроси». Вот она подолом потрясла — калачей нанесла.

Александра-царевна и говорит, што пошла Ивана-царевича разыскивать. «У-y, он далеко: за тридевятью горами, за тридевятыо лесами, в тридевятом царстве с моей сестрой живет. У них двое детей: сын и дочь. И вот, — гварит, — пойдешь, и там еще две сестры мои попадут на дороге. Вот, — гварит, — на от меня мотовильце золото, не продавай его, а говори: «Оно заветно». А спросят, какой завет, скажешь: «С вашим отцом ночь ночевать».

Ну вот она идет, опеть на дороге избушка на курьих ножках повертыватся. Она пнула избу под угол: «Встань, изба, по-старому, как мать поставила». Заходит в избушку, сидит Яга Ягонишна на золотом стуле, держит золотой клубочек, спрашиват: «Откудова взялась, куда поднялась?»

«Ивана-царевича разыскивать». — «Ну он далеко, за тридевятью горами, за тридевятью лесами, в тридевятом царстве с моей сестрой живет».

Ну она и пошла утром, Яга ей взяла золотой клубочек отдала: «Не продавай, он заветный». — «А какой завет?» — «С вашим отцом ночь ночевать».

Ну и вот она пошла, опеть избушка на курьей ножке повертыватся. Она пнула избу под угол. «Встань, изба, по-старому, как мать поставила».

Заходит: Яга Ягонишна сидит на золотом стуле, держит золотую ширинку и золотой гребешок. Ну и напоила, накормила и сказала ей, што «Иван-царевич за тридевятыо горами, за тридевятью лесами, в тридевятом царстве с моей сестрой живет. Ты сейчас, — гварит, — придешь к им в царство».

Отдала ей ширинку и гребешочек: «Вот возьми, — гварит, — дитя, гребешочек. Он, Иван-царевич, заколдованный спит. Ты ежели его не добудишься, то чеши золотым гребешком голову, где-нибудь есть у него булавка, вычешешь — он разбудится».

Вот она взяла его за пазуху положила, этот гребешочек, пошла выпросилась у бабушки-задворенки на фатеру (в городе-то там), взяла мотовильце золотое и пошла на базар. А эти царские ребятишки-то идут с няньками, с мамками: «Продай, — гварят, — нам, тетенька, мотовильце». — «Оно, — гварит, — у меня не продажно, заветно». — «Ну а сколько, — гварят, — тебе завету?» — «А с вашим отцом ночь ночевать». — «Погоди, — гварят, — мы сбегаем, у маменьки спросим». Они побежали, спросили. «Ну пущай, — гварит, — идет ночует». Пришли, мотовильце забрали и ее привели. Яга Ягонишна (его жена-то) двери отворила, ее в спальню пропустила к Ивану-царевичу. А Иван-царевич спит на койке непробудным сном. Вот Александра-царевна его всю ночь будила, плакала и добудиться не могла.

Рассветало, Яга Ягонишна двери отворила: «Ночевала, так поди». Она пришла к бабушке-задворенке, взяла золотой клубочек и опеть на базар пошла.

А эти ребятишки подходят: «Тетенька, продай клубочек». «Он непродажный, заветный: с вашим отцом ночь ночевать». Вот они: «Погоди, пойдем у маменьки спросим». А она: «Ну чо, ночевала ночь, пушшай еще идет спит».

Вот они опеть клубочек забрали и ее привели. Яга Ягонишна запустила ее к Ивану-царевичу. Она опеть всю ночь будила, добудиться не могла.

Рассветало, Яга опеть выгнала ее.

Она пошла к бабушке-задворенке, взяла ширинку и пришла на базар. Эти ребятишки стали опеть торговать у ней. «Она, — гварит, — не продажна, заветна: с вашим отцом ночь ночевать». Они спросили у маменьки, она говорит: «Ну чо, две ночи ночевала, пушшай третью идет спит». И вот они прибежали, ширинку забрали и ее привели. Яга Ягонишна спальню отворила, ее пропустила туды. Ну и спа будила, будила, про этот гребешок опеть забыла. Уж время пол-ночь, она разбудить не может. И в то время она заревела и на Ивана-царевича пала грудью. И гребень ей уколол грудь-то. Она вытащила этот гребешочек и зачала ему голову чесать, как ее Яга Ягонишна натакивала. И вычесала у него в голове булавку. Он встал, перекрестился: «Ах, как я долго спал!» А она и говорит: «Да, Иван-царевич, не я бы, так ты бы век свой проспал». Он оделся, а она над ним плакала, плакала, прощения просила, рассказала все: сколь страдала, сколь ночей ночевала с ним, как будила — все рассказала. А он все молчит, ничо не говорит. И потом вдруг Яга Ягонишна двери отворила: «Ночевала, так уходи». Как те разы Александра-царевна сразу уходила, а тут сидит, не уходит. А Яга Ягонишна: «Чо сидишь, не уходишь? Уходи». А она все сидит. А Иван-царевич в то время сказал: «Погоди, — гварит, — не угоняй». Она в то время, Яга Ягонишна, вбегат: «Ах ты, подлюга, разбудила его!» Только берется, ее хотела съисть,