Древний Египет - Борис Александрович Тураев

уже с VII в. до Р. X. существует настоящий греческий город Навкратис — колония девяти малоазиатских городов с греческим городским устройством и великолепными храмами, главный из которых, Эллений, на своем окруженном стенами участке мог вместить до 50 тыс. человек. Он получил права монополии Канобского русла и порто-франко, что привлекло в него огромное население и обусловило его торговый расцвет; через него проникали в Малую Азию, в Элладу и на наш юг до самого Киева произведения египетских ремесел и подражания им — скарабеи, амулеты, фигурки божеств, считавшиеся чудодейственными и, несомненно, не прошедшими бесследно в культурно-историческом отношении. Финикияне также имели свои храмы и поселения у Мемфиса; они молились и египетским богам, и ходили на поклонение в Абидос, где найдены от них памятные надписи; дошли до нас изображения египетских божеств с финикийскими, а потом и арамейскими посвятительными надписями, а также изображения божеств смешанного египто-семитического типа. Наконец, к саисскому периоду восходит и значительное проникновение в Египет иудеев, особенно после разгрома их царства Навуходоносором. Многие из них поселились на самом юге Египта — на Элефантине, где из них составилась военная колония «иудейского войска», имевшая свой храм6. Последнее обстоятельство может указывать на то, что ядро колонии выселилось из Иудеи уже давно, до богослужебной реформы при царе Иосии, когда храм в Иерусалиме был объявлен единственным законным местом культа.

Казалось бы, при подобных условиях и сами египтяне должны были бы подвергнуться разнообразным культурным воздействиям, подобно тому, как это было, например, в эпоху Нового царства. На самом деле произошло обратное — саисская эпоха была крайне реакционной и ортодоксальной.

Она осудила космополитические увлечения Фив XVIII–XX династий и считала сменившие блестящую эпоху беды естественным последствием этих увлечений и наказанием за них. Идеалов стали искать в древнейшем времени пирамид, во всяком случае, не позже Среднего царства. Усердно справляется культ древних царей, ремонтируются их пирамиды и здания, восстанавливаются давно забытые должности и чины, официальные тексты пишутся архаическим, уже непонятным для большинства языком. Растет интерес к генеалогиям и семейным традициям, дошедший до близости к условиям, напоминающим кастовую исключительность; с этого времени все чаще и чаще появляются надгробные надписи с перечислениями вереницы предков, «занимавших ту же должность». Пантеон очищали от иноземных богов; язык — от иностранных слов; религиозная исключительность шла рука об руку с семейной, профессиональной и национальной. В религиозной области уже не довольствовались простым архаизмом, снова выдвинувшим древние, вышедшие из употребления Тексты пирамид и древних богов севера вместо Амона, культ которого продолжал процветать только в Фивах, в Таюджи (у Гераклеополя), в Великом оазе и Нубии.

Прошедшая по всему классическому Востоку струя интенсивной религиозности, объясняемая пережитыми великими историческими катастрофами и потрясениями, оказалась и в Египте. Набожность усиливается; ищут новые предметы культа и новые способы его выражения. Та мелочность и те крайности в почитании священных животных, которые поражали классических и христианских писателей и которых не было в более древние времена, восходят именно к саисской эпохе. Появляются новые боги из обожествленных мудрецов древности, например знаменитый Аменхотеп, сын Хапу, сподвижник Аменхотепа III, и особенно Имхотеп, современник царя III династии Джосера, архитектор, создавший каменные сооружения, теперь объявленный сыном Птаха и богом врачевания. Усиливается дуалистическая струя в представлениях об Осирисе, Хоре и Сетхе; последний все более и более получает характер дьявола. Особенным почитанием пользуется богиня Саиса из династии Нейт, также одна из самых древних божеств, теперь уже не столько богиня войны, сколько богиня неба «великая мать всех богов, родившая Ра, когда еще не было рождений». Погребальные обряды теперь еще более осложняются; ушебти кладутся сотнями — иногда по статуэтке для каждого дня; изображаются новые амулеты для земного и загробного употребления. Книга мертвых получает теперь окончательную, как бы каноническую редакцию; состояние ее текста доказывает, что он был во многом уже непонятен для самих жрецов. Это обстоятельство, в связи с закреплением объема и опасением его сократить, вызвало появление ряда других заупокойных текстов, меньшего размера и более простого содержания.

Общему направлению отвечает и искусство этого времени, обнаруживая известный подъем. Цари строили много, но их сооружения почти не сохранились; конечно, замечательные колоннады со сложными капителями птолемеевских храмов имеют свои корни в саисской эпохе. Скульптура, взявшая за образец статуи Древнего царства, выработала особый стиль в трактовке голов из твердых пород камня не без изящества и реализма. Большая часть наполняющих наши музеи бронзовых фигурок божеств и священных животных также относится к этому времени. Реакция против фиванского искусства особенно заметна на барельефах, где фигуры не нагромождаются в виде силуэтов, а изображаются рядом. В гробницах появляются знакомые нам изображения полевых работ, сельских сцен и т. п., иногда простые копии с произведений Древнего царства. В храме у пирамиды царя V династии Сахура найдены гипсовые слепки его прекрасных скульптур и барельефы с нанесенными на них сетками — они были образцами, по которым учились.

Итак «эпоха реставрации и египетского ренессанса» полна противоречий. В ней национализм и патриотизм опираются на наемнические войска, религиозная исключительность и ритуальная мелочность уживаются с филэллинством, высокие религиозные идеи — с ребяческим суеверием, художественность отделки произведений искусства — с пустотой содержания, внешний блеск — с внутренним упадком, широкие стремления и энергия еще не угасшей нации тщетно ищут простора и разбиваются о внешние препятствия, тем более что и внутренние условия не всегда были благоприятны. Ненадежность наемников не раз обнаруживалась; в пограничных гарнизонах и в полках происходили бунты; туземные войска, обиженные вниманием к иноземцам, также не представляли опоры для династии, которая вообще не пользовалась большой популярностью, особенно в греческих кругах, из которых и идут те неблагосклонные рассказы, преимущественно касающиеся предпоследнего фараона Яхмоса II (Амасиса, 569–525 гг. до Р. X.), который происходил из боковой линии, сам сел на престол после борьбы с предшественником Уахабра (Априем). Он проявил большую энергию и внутри, и во внешней политике. Рассказывают об его законах и мероприятиях финансового характера, об его обширных дипломатических связях и греческих симпатиях, об его внешних приобретениях. Кроме Кипра, владение которым облегчалось благодаря хорошему состоянию флота, верховная власть его признавалась киренскими греками, которые сами впутали его в свои внутренние смуты. Однако уже появилась на горизонте новая грозная сила, которой суждено было сокрушить царство фараонов. Еще при жизни Амасиса Передняя Азия из Лидии, Мидии и Вавилона превратилась в молодую могущественную Персидскую державу с великим Киром во главе. Не могло быть сомнения, что покорение Египта стояло на очереди. Амасис это давно понял и еще до объединения Киром Передней Азии пытался