Думские речи. Войны темных сил - Николай Евгеньевич Марков

class="p1">Марков 2-й. Господа, вам действительно верит печать, печать, находящаяся на содержании у еврейского кагала, она вам верит, но это не страна, страна не пишет в еврейских газетах, страна страдает, работает и живет в России и бьется в окопах, вот там страна, а не в еврейских газетах, где сидят незнакомцы, работающие по неизвестным директивам. И вы очень и очень ошибаетесь, когда думаете, что это страна вас награждает доверием в то время, когда вас хвалят в еврейской печати. Господа, подобное самоослепление может вас довести до больших неприятностей. Господа, ведь лейтмотив моей речи – примирение. (Смех.) Я желаю придти к объединению, желаю объясниться с вами, желаю подойти к вам ближе. Если я по свойственному человеку несовершенству мышления ошибаюсь, покорнейше прошу меня также по-дружески, любовно опровергнуть и объяснить, в чем я ошибаюсь, но пока я считаю, что я совершенно прав.

Итак, господа, мне кажется, то, что осталось от прогрессивного блока, это единение шести думских фракций, это политическая композиция, которая совместила достопочтенного Фридмана и достопочтенного Шульгина, а посередине в мертвую же точку подвесила Крупенского. (Смех.) Это соединение мне представляется непрочным, представляется случайным. И Боже упаси русскому Правительству поверить в силу этой комбинации. Эта комбинация, господа, настолько малоестественна, настолько химически не соединена, что она распадается при первом толчке, при первом испытании. В каком же положении будут те министры, которые решились бы опираться на столь зыбкую почву? Конечно, ни одно уважающее себя правительство на вашем объединении не должно основываться. Это была бы большая ошибка. (Шум; голос в центре: «На вас?») Господа, я не обвиняю вас, но указываю, что, по-моему, вы совершили ряд неправильных поступков. Во-первых, в то время как первый год войны прошел в действительном объединении, когда мы все, как один, работали на оборону, с июля вы устроили раскол Государственной Думы, ибо как вы ни пренебрегаете правыми и националистами и вашими левыми соседями, но все-таки мы существуем, все-таки, создав блок из шести думских фракций, вы устроили раскол Государственной Думы, вы раскололи Думу на три неравные части: вот эта могущественная комбинация с Фридманом, Шульгиным и Крупенским, затем правые и националисты и левые. Вы и учинили раскол, а вы говорите, что сделали объединение, что пожертвовали чем-то и соединились. Нет, господа, вы пожертвовали многим, как я скажу про бывших националистов, но вы не объединили, а раскололи Думу в момент государственной исторической опасности. Это, господа, великий ваш грех.

Затем, когда Правительство не так действовало, как вам казалось полезным, вы организовали съезды в стране. В Москве и других городах произошли сборища, на которые некоторые обыватели приехали, например из Майкопа, с кинжалами и, играя кинжалами, требовали: не будем расходиться, пока не узнаем, согласится ли Петроград с нашими требованиями. Собирать таких гостей, как этого майкопского господина с кинжалом, это, господа, было очень нехорошо. В окопах бьются солдаты, бьются и за вас и за нас, а вы в это время хотите разрушить наше единение и спокойствие народа подвергнуть опытам майкопских граждан.

Вы боретесь с Правительством, вы не даете Правительству отдыха, в то время как министры вообще, военный и морской министры в особенности, должны день и ночь обдумывать, как усилить снабжение и вооружение; вы заставляете их здесь днями сидеть и слушать разный вздор. Сплошь и рядом вздор говорится, и министры должны слушать. (Смех слева.) Часто говорятся и умные вещи, но большею частью можно бы министрам и не слушать вовсе, они более важным должны быть заняты. Два года молим вас: не отвлекайте внимания государства какими-то экзотическими проектами вроде земства в Томской губернии, финляндского равноправия и т. п. Все это прекрасные вещи, но сейчас, господа, нельзя об этом думать, сейчас все мы – и министры, и правители, и чиновники, и исправники – все должны заботиться о том, чтобы были шрапнели, был провиант, чтобы народ не умер от голода. А вы отвлекаете пустыми фантасмагориями от дела, которое насущно необходимо до того, что если это дело не будет сделано – Россия погибнет. Как вы это не понимаете? Дом горит – надо тушить, а вы обои хотите клеить в гостиной. Господа, это совершенно не понятно, что вы собираетесь делать, ведь этим всем вы ослабляете дух народа. Народ мутится, он не понимает вас, он верил Думе; он надеялся, что Дума соберется – и сразу победа будет, а что же видит? Видит, что вы собираетесь евреев расселить по всей России, дать им равноправие. Солдаты и офицеры пишут в своих письмах, что евреи изменяют России, что евреи шпионят, а вы хотите именно теперь награждать евреев. Подождите хотя бы того времени, когда вы докажете, что все эти солдаты и офицеры, которые с фронта нам сообщают о еврейской измене, что они неправы, что они не понимают дела, что это не шпионство, а особый способ еврейского служения государству, – тогда и давайте равноправие евреям. Давать же равноправие сейчас, именно теперь, когда все накалены до бешенства против евреев; ведь этим вы наталкиваете на этих несчастных евреев, которых я жалел вместе с Фридманом ‹…› простой народ. Ведь он будет думать, что все мы куплены евреями, что здесь желают воспользоваться отвлечением государственной власти войной для того, чтобы дать евреям захватить все те источники жизни, которыми народ живет. Университеты пусты, русские студенты взяты на войну, а туда шлют массу евреев; русские адвокаты ушли на войну, на их места шлют евреев, русские врачи работают, не покладая рук, на фронте, их места заполняют еврейские док-торессы. Что вы делаете, господа, ведь вы готовите еврейский погром – ужасный, всемирный погром! Безумные вещи вы делаете, вы не считаетесь со стихийной психологией народа. Мы вас просим: пожалейте евреев, ибо тем, что вы затеваете, вы их погубите, вы их выставляете заклятыми врагами русского народа. (Смех слева.) Это мое глубокое убеждение. Вы, конечно, можете думать, что я каждый завтрак закусываю по еврею, а за обедом ем по жидовке. Это ваше дело, но я хочу остеречь вас от ослепления, от теоретического увлечения.

Я хочу просить вас, господа: занимайтесь войной и только войной. Мы, правые, господа, говорили и говорим: кроме врага внешнего, зверского германца, которого надо раздробить так, как он собирался раздробить нас, есть враги внутренние. Это три врага. Первый – дороговизна жизни, которая становится до того нестерпимой, что народ может или умереть голодной смертью, или возмутиться против государственной власти, которая его не может кормить, не может одевать. Это первый враг,