Третий Рим. 500 лет русской имперской идеи - Илья Сергеевич Вевюрко

нарочно. Стоглавый собор утвердил двуперстие [87] и двоение «аллилуия» [88], но споров об этом с другими поместными церквами не было до середины XVII века, хотя контакты постоянно поддерживались. Итак, справедливо мнение Тараса Геннадиевича Сидаша, что «отнюдь не стремление к старине, не обрядовая реформа и книжная справа были истинной причиной раскола, но вхождение в нашу церковную и общественную жизнь некоего нового духа» [89]. Важно только правильно определить этот новый дух, чтобы понять основы взаимного неоправданного ожесточения русских людей.

Раскол явился первым полноценным кризисом самой идеи Третьего Рима, так как обе стороны противостояния были носителями этой идеи. Посмотрим, как Филофеева риторика проявляется в «Прении с греками о вере» Арсения Суханова, состоявшемся еще до реформы, в 1649 году во время его путешествия через Молдавию. Некогда секретарь патриарха Филарета (отца первого царя из династии Романовых), а ныне старец Троице-Сергиевского монастыря, путешественник и библиофил, эрудит и превосходный логик, Арсений вначале безупречно защищает русский обряд, а затем сам переходит к решительному нападению.

Патриарх и митрополит Власий старцу Арсению говорили: Арсение! О крестном знамении ни евангелист, ни апостол, нихто не писал, как персты складать: то есть самоизволное; но токмо подобает крестообразно крест чинить, а то все добро, и ереси и хулы на Бога никакой в том нет. Мы складаем великий перст з двема верхними во образ Троицы и теми крестимся; а вы складаете великий перст з двемя нижними во образ Троицы, а двемя верхними креститеся. То ж добро однако крест Христов воображается; но толко нам мнится, что наше лучше, что мы старее. И старец Арсений говорил: вем, владыко, что вы старее; но старая одежда требует покрепления… Прочее ж реку, что у вас ни было доброго, то все к Москве перешло. И архимариты говорили: а что от нас к вам перешло? И старец Арсеней говорил: и все ваше начало к нам перешло… Первое начало, был у вас царь благочестивый, а ныне нету. И в то место воздвиг Господь Бог на Москве царя благочестиваго. И ныне у нас государь царь великии князь Алексей Михаилович всеа Русии самодержец, во всей подсолнечной своим благочестием сияет, яко солнце посреди земля, и во всем ревнует первому благочестивому царю Константину Великому, церковь Христову чисто снабдевает, и от всяких ересей защищает. Паки скажу вам о втором начале… У нас ныне на Москве патриарх вместо костянтинопольского, не токмо якоже вторыи по римском величается, но якож и первыи епископ римский, сиречь якоже древний папа благочестивый, церковною утварию украшается, занеже и клобук белыи перваго папы Силивестра римскаго на себе носит ныне.

В словах русского полемиста узнаются тезисы Филофея, но характер их не остался неизменным. Если старец Елеазарова монастыря признавал, что турки «веры не повредиша, ниже насилствуют греком от веры отступати», то Арсений уже считает греческую веру саму по себе искаженной, независимо даже от унии. То, что сам Арсений в итоге не уйдет в раскол (он доживет до 1668 года), делает его фигуру в каком-то смысле даже более трагической, ведь он увидит крах своего идеала неповрежденной веры Святой Руси, а его «Прение», независимо от собственной позиции старца, будет широко использоваться в поддержку раскола. Так, аналогичные Арсениевым аргументы приводят монахи Соловецкого монастыря в своем «Ответе вкратце к востязующим нас, чесо ради не оставляем истинныя своея благочестивыя веры». В этом «Ответе» прямо сказано, что восточные патриархи «Третий Рим благочестия ради Московское государство именоваша… яко у нас православие истиннаго греческаго закона даже до лет приснопамятного государя нашего, царя и великого князя Феодора Ивановича всея Русии сияло аки солнце посреде круга небеснаго, егоже мы приемше от отец своих, даже доднесь храним во всем неизменно». Соловецкий монастырь, напомним, сопротивлялся царскому войску с 1668 по 1676 год, был взят изменой и подвергнут жестокой расправе. По Арсениеву же образцу строится и ответ главного расколоучителя, пламенного протопопа Аввакума в его беседе с патриархами в 1672 году:

«Последнее слово ко мне рекли: что-де ты упрям, Аввакум? вся-де наша Палестина, и серби, и албанасы, и волохи, и римляня, и ляхи, – все-де трема персты крестятся, один-де ты стоишь во своем упорстве и крестисся пятью персты! так-де не подобает! И я им о Христе отвещал сице: вселенстии учителие! Рим давно упал и лежит невсклонно, и ляхи с ним же погибли, до конца враги быша християном. А и у вас православие пестро стало от насилия турскаго Магмета, да и дивить на вас нельзя: немощни есте стали. И впредь приезжайте к нам учитца: у нас, Божиею благодатию, самодержство. До Никона-отступника в нашей Росии у благочестивых князей и царей все было православие чисто и непорочно, и церковь немятежна».

У Аввакума, как и у Арсения, идея миссии Третьего Рима – защитника православия – трансформируется в идею исключительности, обладания правом учить и наставлять в вере всех остальных. Нельзя сказать, чтобы в этом не было совсем логики. Напротив, она была, и довольно близко подходила к учению первого Рима о самом себе, только если в случае с первым Римом основанием господства над совестью всего мирового христианства делалась преемственность от апостола Петра, то в нашем случае предельным основанием, способным заполнить все лакуны аргументации, становилось наличие царства [90]. Именно царская власть, поддержав реформу Никона, и нанесла поэтому старообрядцам самый чувствительный удар, заставив их говорить о воцарении невидимого антихриста.

Как реформаторы обвиняли старый обряд в уклонении от истины, так и поборники русской обрядовой практики находили в попытках ее изменения коварное потворство ересям. Например, Аввакум началу своего «Жития» предпосылает пространное рассуждение об именах Бога, призванное показать, что изъятие слова «Истиннаго» из Символа веры является преднамеренной хулой на Святого Духа [91]. Так же точно изменение имени Спасителя с традиционного русского Исус на более соответствующее греческому произнесению Иисус. «Ныне мучат всех, – писал по этому поводу Аввакум, – не велят веровати в старова Сына Божия, Спаса Христа, но к новому богу, антихристу, зовут. Послушай их, кому охота жупела и огня, соединись с ними в преисподний ад». Протопоп был настоящим мастером подозрения, он активно и остроумно находил у своих оппонентов тайное неправославие. Оппоненты отвечали ему и его соратникам тем же. Надо заметить, однако, что подозрения старообрядцев были лучше обоснованы: при помощи насилия ломая обиход, который имел несомненно православное толкование и практиковался русскими святыми отцами на протяжении веков, реформаторы как бы провоцировали догадку о коварстве своих намерений.

Рассмотрим теперь положение Никона. В