Российский колокол № 7-8 2020 - Коллектив авторов

– Беда с этими дембелями, – подмигнул он мне, догадавшись, что я всё видел.

В это время из штаба вернулся ротный, Павел ушёл в канцелярию.

Через некоторое время они пошли в кладовую. Пошли – это громко сказано. Двери канцелярии и кладовой находились одна напротив другой. Внешне они походили друг на друга как близнецы, с одной лишь разницей: дверь кладовой открывалась наружу, а канцелярии – вовнутрь.

Подошло время обеда. Дежурный по роте построил личный состав в казарме и доложил командиру. Все уже знали, что прибыл новый старшина, и с нетерпением ждали, когда его представят роте. Всем хотелось его видеть, и причиной тому были события, произошедшие, когда ротный, оставив Павла в кладовой, ушёл в канцелярию. Служил у нас в первом взводе рядовой Бычков. Крепкого телосложения, он был сильным, как годовалый бычок. В роте его все так и звали – Бычок. Козорез и Бычков были приятелями, оба числились у ротного в штрафниках. С Козорезом было всё понятно: он только на гауптвахте отсидел суток тридцать, а вот за что ротный грозился уволить Бычкова не раньше тридцать первого декабря, я не знаю. Честно сказать, я и не интересовался этим. Едва Бычков появился в казарме, они с Козорезом отошли в сторону и остановились в проходе, недалеко от расположения моего взвода. Я был за колонной, и видеть меня они не могли.

– Слушай, Макс, – оглядываясь по сторонам, сказал Козорез, – к нам прибыл новый старшина, я его узнал: это бывший старший сержант из первой роты. Не успел прийти в казарму, а уже строит из себя начальника. Нас, дембелей, вообще за людей не считает. Надо бы поставить его на место – он сейчас в кладовой. Может, сходишь потолкуешь с ним?

– Это мы мигом, – согласился Бычков.

– Не верь ему, Бычок, – покинув своё укрытие, сказал я, – врёт он всё.

– Это я в-вру? – от негодования Козорез вдруг стал заикаться. – Да он, к-козёл, чуть мне руку не сломал, до сих пор костяшки болят.

– Не надо было при старшине лежать в сапогах на кровати и строить из себя великого и всемогущего. Да и не ломал он тебе руку: так, просто пожал сильнее, чем обычно. Никто тебе не виноват: сам первый полез с ним знакомиться.

Бычков смотрит то на Козореза, то на меня, и по его глазам я вижу, что он мучается и не знает, кому из нас верить. Мне стало жаль его: я знал, что он считает Козореза своим другом. Дружба, кроме всего прочего, предполагает честность между друзьями, даже в мелочах, а тут было простое желание загрести жар чужими руками. Согласитесь, ну какой это друг!

– Если не веришь мне, – сказал я Бычкову, – спроси у дежурного по роте: он тоже видел, как всё было на самом деле. Да, и не советовал бы я тебе ходить в кладовую. К чему играть с огнём? Как бы тебе это боком не вышло.

– Ой-ё-ё-ёй, – сделав пальцы веером, покрутил руками Козорез, – только не надо пугать ежа голой задницей! Пойдём, Макс, в бытовую комнату, а то этот балабол не даст нам поговорить.

– Ладно-ладно, – сказал я им вслед, – ещё надо будет посмотреть, кто окажется в роли задницы.

Я не знаю, как удалось Козорезу убедить Макса, но через некоторое время тот отправился в кладовую. За время, что у нас отсутствовал старшина, старослужащие привыкли заходить в неё, словно к себе домой. Макс потянул ручку на себя и вошёл в помещение. Я уже говорил, что он был сильный, как годовалый бычок. Прошло, наверное, минут пять, а он всё ещё не выходил. Я стал беспокоиться – не за Павла, конечно. И не зря. Вдруг дверь кладовой с грохотом распахнулась, и Макс, пролетев коридор и головой открыв дверь в канцелярию, растянулся на полу. Ротный ещё не успел сообразить, что произошло, как над Максом уже склонился Павел.

– Ну что же вы, товарищ солдат! Порожка у дверей не заметили, – пояснил он ротному. – Эх, молодёжь, молодёжь, и что это у вас за привычка шагать, не глядя себе под ноги. Давайте я помогу вам встать.

Но тот, придя в себя, сам вскочил на ноги, глядя на старшину ничего не понимающими глазами. Да и было от чего. Ведь не кого-то, а его, Бычкова, такого большого и сильного, минуту назад, словно щенка, выкинули из кладовой.

– Так и заикой можно стать. Ты так больше меня не пугай, лётчик-перелётчик, – подойдя, пошутил ротный. – Ты что хотел, Бычков? – уже серьёзно спросил он, закрывая дверь.

Что ответил ему Макс, я не знаю. Соврал, поди, что-нибудь. Через некоторое время он вышел из канцелярии, прикрывая рукою на лбу шишку величиною с грецкий орех. Новость, что Козорез стоял на коленях перед старшиною, а особенно известие, что Бычок, войдя в кладовую, чтобы с ним разобраться, головой в полёте открыл две двери, прозвучали для роты, как раскаты грома перед освежающей грозой.

Стоя вместе с ротным перед строем, Павел прошёлся взглядом по лицам солдат первой шеренги, а потом по носкам их сапог, и произошло то, что после никто не смог объяснить: строй выровнялся. Командир представил старшину роте; дошла очередь до вопросов.

– А почему вы выбрали нашу роту, а не четвёртую, там ведь тоже нет старшины? – спросил кто-то из солдат.

– Я думаю, это и так понятно, – отвечал Павел. – Кто же не хочет служить в одной из лучших рот части?

Все недовольно зашумели. Это была неправда. Не раз на общем построении командир части в сердцах говорил, что хуже роты, чем наша, у него не было за всю его службу.

– Я не ошибся, – перекрывая шум, сказал спокойно Павел. – Да, сейчас назвать её одной из лучших нельзя, но, поверьте мне, через полгода её будут ставить другим в пример.

При этих словах ротный тяжело вздохнул и похлопал Павла по плечу:

– Веди роту на обед, старшина. Я буду в канцелярии.

Он посмотрел на Павла, и я увидел, как в его глазах мелькнули сомнение и затаённая надежда.

Павел остался один. Он был чуть старше нас, но держался с такой уверенностью, словно за его плечами было лет двадцать старшинской службы. Когда я стал офицером и оказался, как и он, впервые один на один с ротой, я в полной мере осознал, как нелегко ему было сохранять душевное равновесие и спокойствие в то