Пути России от Ельцина до Батыя: история наоборот - Дмитрий Яковлевич Травин

Если рассмотреть вопрос о причинах успеха Великих реформ подробнее, то следует выделить шесть важнейших обстоятельств.

Во-первых, имела значение фигура самого царя. Субъективные факторы развития, наверное, не главные в истории, но все же очень важные. При сравнении Александра Николаевича с отцом и сыном это хорошо видно.

Николай I при всем его рыцарственном облике и уме, помогавшем понять важность преобразований, никак не мог на них решиться. Вряд ли у нас есть основания считать, что, проживи царь дольше, поражение в Крымской войне заставило бы его все же сдвинуться с мертвой точки. Николай не способен был решиться на реформы в молодости, когда человек обычно больше готов к радикальным действиям, а потому трудно представить его радикалом в старости. Трудно представить себе реформы и в исполнении Александра III, доведись ему в силу каких-то причин принять страну от отца нереформированной. Александр Александрович был не очень хорошо образован, поскольку в наследники престола готовили его старшего, но рано умершего брата, и очевидно консервативен по природе: слишком легко поддавался он влиянию Константина Победоносцева и слишком быстро вышел из-под влияния реформаторов, в том числе своего дяди Константина Николаевича.

В отличие от отца и сына Александр II был хорошо образован (его наставником был поэт Василий Жуковский) и отлично знаком с европейской интеллектуальной атмосферой своей эпохи. Александр II был по природе решительным и смелым человеком. Он понимал, что может стать жертвой противников реформ, и тем не менее пошел на риск. Царь перенес целый ряд покушений, но не заперся в пригородном дворце с большой охраной, а продолжал готовить новые преобразования. С точки зрения человека XXI века он был далеко не идеальным европейцем: подавил Польское восстание, много ресурсов вложил в войну на Балканах, — однако естественная для XIX века имперскость императора не мешала ему продвигаться вперед в тех важных областях (экономика, право, образование, земское управление, строительство вооруженных сил), в которых и можно было продвинуться.

Как правило, реформы предъявляют запрос на таких сильных людей, как Александр II. Если в силу конкретно-исторических обстоятельств их не оказывается в нужное время в нужном месте, назревшие преобразования могут сильно задержаться или пойти в той форме, при которой используемые для излечения общества лекарства вызовут больше побочных последствий.

Во-вторых, важнейшее воздействие на преобразования оказывает картина мира, которая складывается в головах людей, представляющих элиту общества и оказывающих воздействие на принятие ключевых государственных решений. Европа в середине XIX века представлялась успешным процветающим миром, способным соблазнить отстающие страны (Россию, Испанию, Турцию и др.) на движение вслед за лидерами. В Европе активно шли урбанизация, индустриализация и формирование новых видов коммуникаций, причем их плоды становились все более очевидны для каждого, кто так или иначе следил за развитием экономики и общества. В частности, передвижение по железным дорогам нравилось элитам — путешествующим лично или перевозящим товары на большие расстояния, — тогда как «темные стороны» индустриализации волновали лишь маргиналов вроде молодого Фридриха Энгельса, описавшего положение рабочего класса в Англии.

В принципе, выгоды индустриализации были очевидны для многих и без того наглядного примера, который дала России Крымская война, но понесенное в ней поражение заставило размышлять над происходящими в мире переменами даже весьма консервативно настроенных людей. Стало ясно, что западные страны могут лучше вооружить свои армии и лучше обеспечить логистику с помощью флота, чем Россия, не имевшая даже железной дороги, ведущей из центра в южные регионы империи. В такой ситуации условный Запад стал чрезвычайно привлекательным для Востока, а западные институты стали рассматриваться как прогрессивные и заслуживавшие перенесения на российскую почву. На ней не оставалось места для почвенников, желавших уберечь Россию от откровенной вестернизации, и лишь трудности преобразований впоследствии создали нишу для формирования консервативного интеллектуального течения.

Можно подумать, что Запад всегда был для России манящим ориентиром, но это, конечно, не так. Скажем, в годы Первой мировой войны Запад, запутавшийся в противоречиях, допустивший кровавую бойню и потерявший на ней миллионы людей, привлекательным быть перестал, что стимулировало партию большевиков разрушать до основания старый мир и строить новый, утопический. В наши дни Запад также имеет много проблем, а наряду с ним формируется успешный Восток, что стимулирует нынче российские элиты ориентироваться на Китай.

Сложившаяся в головах картина мира во многом определяет характер преобразований. Если имеются соблазнительные образцы, реформы осуществляются, несмотря на преграды, которые существуют благодаря нашей зависимости от сложного исторического пути. В годы Великих реформ картина мира стимулировала Россию максимально использовать опыт стран Запада.

В-третьих, наши Великие реформы осуществлялись под воздействием сложившихся к XIX веку представлений о важности свободы как европейской духовной ценности. Подобные представления были сравнительно новыми даже для западных стран. Не стоит думать, будто они веками жили в условиях свободы. Обычно свободу воспринимали не как важнейшую цивилизационную ценность, а как сословное, конфессиональное или этническое преимущество. В Средние века дворяне ценили свободу для себя любимых, но не для крестьян, которых закабаляли. В годы Реформации глубоко верующие люди ценили право строить отношения с Господом по собственной модели, но не допускали наличия такого же права у иных конфессий. В Новое время купцы требовали свободы предпринимательства, но важнейшей частью их бизнеса становилась работорговля. Лишь в конце XVIII века европейцы стали в основном мыслить иначе. И постепенно перестраивать собственный мир, освобождая крепостных крестьян, запрещая работорговлю и находя формы для совместного существования людей, мыслящих по-разному.

Россия входила в «мир свободы» с некоторым опозданием по сравнению с теми странами, в которых либеральные и фритредерские идеи вырабатывались ведущими мыслителями. Но в целом события, происходившие у нас, вполне соответствовали духу эпохи. Если успешная индустриализация стран Запада формировала в головах россиян рациональные причины необходимости реформ, то распространение в Европе свободолюбивых идей формировало причины иррациональные. Откровенному крепостнику и охранителю становилось неуютно жить в европейском обществе. Даже если его личные интересы заставляли все же противиться переменам, трудно было публично настаивать на своих взглядах. На человека, противящегося доминирующему общественному мнению, косо смотрят в салонах. О нем постоянно шушукаются за спиной. Его начинают избегать. Распространение свободолюбивых идей не было в России столь массовым, чтобы их противники сделались изгоями, но все же к середине XIX века стать либералом было гораздо проще, чем в конце XVIII столетия. Либерализм постепенно превращался из чудачества в нормальное состояние мысли. Умному человеку уже не грозило «горе от ума», а люди, сужденья черпающие «из забытых газет времен очаковских и покорения Крыма», со сменой поколений уходили в мир иной.

В-четвертых, огромное значение для реформ имеет смена поколений. Люди, сформировавшиеся в определенной