Пути России от Ельцина до Батыя: история наоборот - Дмитрий Яковлевич Травин

Скрепами в этой ситуации оказываются и крестьянская община, распределяющая внутри себя бремя несения тягла, и сельская церковь, вразумляющая заблудших, и власть помещика, воздействующая на тех, кого вразумить не удается. Главная проблема этой конструкции заключается в том, что она напоминает тщательно скрепленный для транспортировки ящик. Перевозить вещи в нем можно, но использовать нельзя. Для использования требуется скрепы убрать, а ящик открыть. Именно это происходит в процессе модернизации, ликвидирующей крепостничество, трансформирующей общину и снижающей роль церкви. В промежутке, когда старые скрепы уже не работают, а новые еще не сформировались, возрастает вероятность того, что содержимое ящика разлетится по разным углам и, может, даже затеряется. Но если не раскрыть этот ящик, не будет ни процесса урбанизации, ни повышения образовательного уровня населения, ни развития культуры, ни формирования современной нации, ни возникновения городской промышленности, ни повышения эффективности сельского хозяйства, ни многого другого, с чем мы связываем современную цивилизацию.

Крестьянин должен выбраться из своего ящика, научиться читать и писать, освоить новые методы хозяйствования. Многие должны перебраться в город, сменить профессию и образ жизни, включиться в процесс культурного взаимодействия с миллионами таких же крестьян, происходящих из других мест. В общем, скрепы — скрепами, а жизнь — жизнью. Если скрепы рассматривать как самоцель, можно остановить не только процесс распада общества, но и саму жизнь этого общества.

Глава шестая. О том, как «неудачник» Петр Федорович принял удачное решение

В одно и то же время назревшая реформа, к которой общество готово, может пройти быстро, успешно и почти незаметно, поскольку не вызывает протестов, тогда как реформа несозревшая и вызывающая сопротивление мощных групп интересов может забуксовать даже при высочайшем покровительстве. Наглядно сравнить подобные случаи реформирования мы можем, обратившись ко временам Петра III и Екатерины II. Петр Федорович был государем незадачливым в политике, внешней и внутренней. А ко всем прочим своим незадачам он еще и не выносил супругу Екатерину Алексеевну, в результате чего не сносил головы, поскольку матушка Екатерина была, напротив, удачливой настолько, что гвардейцы организовали в ее пользу государственный переворот. Если Петр правил недолго и несчастливо, то Екатерина — долго и счастливо. Она значительно расширила территорию Российской империи, чем добилась благодарной памяти потомков. Память же о ее супруге сохранилась неблагодарная, поскольку он собирался лишить Россию плодов успеха в Семилетней войне. Однако Петр Федорович оставил после себя такое политическое наследство, которое во многом определяло развитие нашей страны на протяжении полутора столетий. Все это время в России медленно формировалось общество, боровшееся за свободу, добившееся отмены крепостного права и, наконец, поставившее перед самодержавной монархией вопрос о свободах политических. Но для того чтобы это общество сформировалось, должен был быть сделан первый шаг на пути к свободе. И его сделал именно «неудачник» Петр III.

Реформа без отрыва от адюльтера

Российское дворянство в известном смысле, как и крестьянство, было до Петра III закрепощено. Конечно, его «рабство» оставалось на протяжении веков весьма комфортным и обеспеченным. Дворяне владели поместьями, землю сами не пахали, сытно ели — сладко пили (если, конечно, не проматывались), но вот сладко спать не всегда могли, поскольку обязаны были служить государю в армии, флоте или гражданской администрации. О том, как и почему возникли эти обязательства, речь пойдет в следующих главах. Сейчас отметим лишь, что служба эта, с одной стороны, способствовала интеллектуальному развитию дворян, поскольку требовала обретать знания. Но, с другой, — профессиональные знания оставались узкими. Умение командовать полком или вести учет сбора налогов не способствовало широте кругозора. Точнее, расширять кругозор можно было лишь в свободное от государевой службы время. Мысль о важности освобождения крестьянства редко закрадывалась в голову дворянина, который в первую очередь желал освободиться сам. Лишь вольность дворянская могла поспособствовать многочасовому чтению иностранных книг, совершению длительных зарубежных поездок, формированию интеллектуальных кружков, интенсивным уединенным размышлениям о судьбах России и, наконец, вызреванию мысли о важности радикальных преобразований.

Вольность дворянская появилась в России благодаря знаменитому манифесту Петра III. С одной стороны, то, что именно этот государь даровал дворянству вольность, удивления вызывать не должно. Петр Федорович приехал в Россию с Запада — из того мира, где свобод было больше, чем у нас, и разговоры о необходимости их расширения велись интенсивнее. Кому же, как не «западнику», было издать Манифест о вольности дворянской? Но, с другой стороны, вызывает удивление, что эта реформа прошла у нас на редкость легко, практически не вызвав сопротивления. Не кажется ли странным подобный успех в делах царя-неудачника, который даже за собственную жизнь не сумел постоять в борьбе с волевой, энергичной и не гнушавшейся жестких мер супругой?

Дарование вольности дворянству является самой загадочной реформой во всей истории России. Ни одна реформа — от введения опричнины до введения рынка — не проходила без серьезной политической и даже вооруженной борьбы разнообразных групп интересов, поддерживавших или торпедировавших перемены. А тут вдруг все получилось словно само собой. Без отрыва от эротических утех. Во всяком случае, согласно одной из легенд, Петр III отправился веселиться с княжной Куракиной, а своей фаворитке графине Воронцовой (с которой обычно изменял императрице Екатерине) сказал во избежание сцен ревности, что будет всю ночь трудиться над важными документами. И поручил своему секретарю состряпать за ночь нечто судьбоносное. Тот взял… и освободил дворянство. Верить этой истории у нас нет оснований, но на деле, скорее всего, освобождение дворян потребовало усилий немногим больших, чем описано в легенде.

Не случилось ни протестов, ни кровопролитных стычек, ни ухудшения работы государственного аппарата, ни трагических поражений российской армии. Не было массового ухода дворян со службы, который мог обескровить чиновничество и офицерство. Более того, Екатерина II, чрезвычайно плохо относившаяся к супругу, придя к власти, не отменила Манифест, а, напротив, через какое-то время его подтвердила, сойдясь тем самым в мысли о необходимости вольности дворянской с человеком, с которым не могла сойтись даже в простых бытовых делах.

Объясняется простота возникновения вольности дворянской тем, что вольность — вольностью, а служба — службой. Ко временам Петра III и Екатерины II выход в отставку дворян, желавших со службой расстаться, не мог уже создать для государства серьезных проблем, поскольку имелось достаточное число лиц, не обязательно дворянского происхождения, способных упорно и компетентно служить государю ради жалованья и продвижения по карьерной лестнице. Во времена Петра I и Екатерины I дела шли иначе. Дворяне кормились в основном с земли. Многие помещики не были заинтересованы в службе. И при отсутствии интереса в дело вступало принуждение. Никакой