Пути России от Ельцина до Батыя: история наоборот - Дмитрий Яковлевич Травин

интеллектуальной атмосфере, обычно с большим трудом отказываются от доминирующих идей своей молодости. Пересматривать фундаментальные взгляды в середине жизни, а тем более в старости очень трудно, поскольку такой пересмотр в известной мере наводит на мысль о бессмысленности твоего предыдущего существования. Кроме того, трудно признавать правоту молодежи, которую ты вроде бы должен учить уму-разуму, тогда как в свете новых идей приходится самому у нее учиться. Даже среди выдающихся интеллектуалов на такое редко кто способен. Поэтому новые идеи широко распространяются в обществе не столько под воздействием зрелых размышлений, сколько под воздействием смены поколений: старики уходят в мир иной с непоколебимыми воззрениями вчерашнего дня, сетуя на порчу нравов, а молодежь вступает в сознательную жизнь, основываясь уже на иных идеях, легко принимая их без серьезных оснований и радуясь тому, что можно чувствовать себя значительно умнее отцов и дедов.

В России к середине XIX века новые идеи быстро распространялись среди поколения, к которому принадлежал сам Александр II. Какими бы достоинствами ни обладал царь, как бы ни был он лично настроен на серьезные реформы, ему ничего не удалось бы сделать без большого числа союзников и сотрудников. Великие реформы готовили в основном люди нового поколения, выросшие в николаевской России, но желавшие эту Россию изменить. Люди нового поколения по всей стране способствовали продвижению прогрессивных преобразований, практической реализации Великих реформ. Если бы не реформаторские намерения верхов, подавляющее большинство этих потенциальных союзников осталось бы в рядах конформистов, но высочайшая инициатива дала возможность людям проявить свои истинные склонности.

Наверное, было много интеллектуалов в николаевской России, которые, глядя на свое окружение, пессимистически оценивали будущее страны, полагая, что любые преобразования утонут в болоте. Но смена поколений осушает болото. Доминирующие представления могут сильно перемениться за десяток-другой лет. Так вызревают любые преобразования в любую эпоху, если имеются объективные основания для формирования новых взглядов в новом поколении.

В-пятых, для того чтобы очередное поколение смогло воспринять идеи, быстро распространявшиеся за рубежом, и получить знания о том, насколько жизнь в иных землях отличается от нашей, должна существовать эффективная система коммуникации. Европейские идеи отнюдь не всегда могли легко проникать в Россию. Сегодня, в эпоху Интернета, трудно понять важность географических и технических ограничителей распространения информации. Но если мы мысленно перенесемся в XVI или XVII век, то обнаружим, насколько малы были возможности получения информации из зарубежных книг и насколько ничтожны были возможности для совершения дальних путешествий. Если уйдем еще дальше в прошлое, в эпоху, когда не существовало книгопечатания, то обнаружим, что много веков назад могли активно коммуницировать страны, географически близкие друг к другу, в то время как страны отдаленные оказывались крайне ограничены в коммуникации. Но уже в XIX веке ограничения, налагаемые властью на получение информации с Запада, не могли запереть Россию в ее границах.

Впрочем, главным ограничителем для России был даже не географический и не технический барьер, а барьер культурный, связанный с конфессиональным отличием от большинства стран Европы, то есть с тем, что для православного человека знание, распространяемое «латинами», «лютерами» и «кальвинами», являлось ересью. Этот барьер практически перестал существовать в петровские времена, но подробнее о влиянии преобразований, осуществленных Петром Алексеевичем, речь пойдет в соответствующей главе. Сейчас лишь замечу, что трудно переоценить значение разрушения межконфессионального барьера, которое произошло в начале XVIII столетия, для преобразований XIX века.

Наконец, в-шестых, для осуществления преобразований требуется сложная система компромиссов, как среди тех, кто настроен на серьезные перемены, но видит их по-разному, так и между принципиально разными группами, готовыми к конфронтации. Великие реформы Александра II были и впрямь великими, но отнюдь не радикальными. Они предполагали ублажение и умиротворение разных групп общества и, скорее всего, именно потому оказались реально осуществлены.

Нельзя сказать, что отмена крепостного права была проведена в интересах крестьян — или в интересах помещиков. Часть земли получили земледельцы, часть — землевладельцы. В пореформенный период в России сохранилось и помещичье, и крестьянское землевладение. Такое решение проблемы не было оптимальным ни с экономической, ни с социальной точки зрения. Экономически выгоднее иметь крупные хозяйства, где может развернуться сельскохозяйственная техника, получившая широкое распространение в первой половине XX века. В социальном плане выгоднее все «взять и поделить», чтобы умилостивить разнообразных «шариковых», чье влияние на политические процессы в первой половине XX века стало определяющим. В середине XIX столетия еще неясно было, как дальше станет развиваться сельское хозяйство, но преобразования пошли по пути компромиссных соглашений между сторонниками разных подходов. Это сохранило множество проблем, сыгравших в будущем свою роль в дестабилизации политической обстановки. Но в эпоху Великих реформ компромиссы позволили освободить крепостных и поделить землю.

Земельная реформа, правда, оказалась незавершенной, поскольку, предоставляя землю крестьянам, следует исходить из необходимости купли-продажи участков. Создание условий для функционирования земельного рынка — не менее важная часть преобразований, чем освобождение крестьян и раздел земли. Но полноценного рынка в 1860-е годы возникнуть не могло, поскольку освобожденный от власти помещика крестьянин оказался в плену у общины. Понадобилась Столыпинская реформа, осуществленная уже в начале XX века, чтобы завершить недоделанное ранее. Община являлась удобным средством для формирования коллективной ответственности крестьян за уплату налогов, и отказаться от нее сразу реформаторы не решились. Пришлось идти на компромисс между фискальными интересами государства и интересами развития российской экономики. Трудно сказать, был ли он необходим в тот момент, но, как бы то ни было, крестьяне получили землю и свободу, а казна получала налоги и продолжала финансировать статьи расходов, в которых были заинтересованы различные группы общества.

Таким образом, медленно происходившая на протяжении ста лет трансформация России под воздействием европейских нравов породила альянс бюрократии с обществом, способный осуществить реформы. Но почему же процесс был столь долгим и мучительным? Для ответа на этот вопрос мы еще глубже спустимся в наш бездонный исторический колодец.

Альтернатива пятая. Могли ли Великие реформы быть справедливыми?

Если наша революция в столь значительной степени определялась итогами Великих реформ, возникает вопрос: можно ли было сделать эти реформы чуть менее великими, но более справедливыми? Можно ли было, скажем, отдать крестьянам побольше земли, чтобы они удовлетворились итогами преобразований, а народники воздержались от охоты на царя-освободителя? С одной стороны, напрашивается ответ, что можно. В европейской истории земельные реформы проводились разными способами. Но, с другой, — преобразования, осуществленные в каждой стране, зависели от исторического пути данной страны и не писались с чистого листа.

Французский вариант земельной реформы был одним из наиболее благоприятных для крестьян. В ходе Великой французской революции и последовавших за ней войн дворянство вынуждено было отправиться