Пути России от Ельцина до Батыя: история наоборот - Дмитрий Яковлевич Травин

в эмиграцию. Оно потерпело политическое, а затем и военное поражение. Соответственно, ничто не мешало крестьянству прихватить помещичьи земли. Впоследствии дворяне смогли вернуться на родину при Реставрации Бурбонов, но устраивать новый передел земли власти не решились. Таким образом, Франция стала страной мелкого крестьянского землевладения. И хотя в рыночной экономике часто происходит концентрация земли через покупки и продажи, французская модель осталась мелкобуржуазной. Спасло ли это страну от новых революций? Ни в коей мере. Франция в XIX веке прошла через три революции, поскольку земля — землей, но важнейшие условия политической нестабильности при модернизации формируются в городе, где сходятся на малом пространстве все крупные противоречия общества.

Еще два примера стран с моделями развития, ориентированными на крестьянство и мелкую земельную собственность, — Югославия и Польша. В Сербии, ставшей базовой для формирования Югославии страной, крестьянская община традиционно была сильна еще со времен борьбы против турок. В Польше крестьянство было традиционно слабым в сравнении со шляхетством, но дворяне не смогли сохранить свое государство. А после восстановления Польши в 1918 году соотношение сил резко изменилось в пользу крестьян, что предопределило земельную реформу.

Английский вариант развития сельского хозяйства был одним из наиболее благоприятных для дворянства. Аристократия в Англии понесла наибольший урон в ранние времена, в ходе Войны роз XV века. С тех пор она в основном укреплялась. Ее позиции не пошатнули даже революции XVII века. Более того, в XVI веке дворянство укрепилось за счет церковных земель благодаря реформации Генриха VIII. Огораживание общинных земель нанесло самый сильный удар по крестьянству из всех, какие случались в Европе. Переселение бедняков из деревни в город стало массовым. Но при этом с XVIII века Англия была самой политически стабильной страной Европы: никаких революций, только реформы. Промышленный переворот, создавший много рабочих мест в городе, и постепенная демократизация, направившая энергию не удовлетворенных своим положением масс на мирные цели, обеспечили конструктивное развитие. В деревне крестьяне смогли брать землю в аренду у лендлордов, что при высокой эффективности сельского хозяйства обеспечило взаимоприемлемое сотрудничество классов.

Еще два примера стран с моделями развития, ориентированными на дворянство и крупную земельную собственность, — Пруссия и Венгрия. Позиции прусского дворянства были очень сильными еще с XVII–XVIII веков, когда монархи опирались на него для формирования армии. Союз короны с дворянством возник за счет крестьян, которых отдали в полную власть помещиков. И хотя земельная реформа в XIX веке крестьян целиком не обделила, основой сельского хозяйства стали огромные юнкерские латифундии. Позиции венгерской аристократии были одними из самых сильных в Европе. Они чуть было не пошатнулись благодаря формированию советской республики Белы Куна в 1919 году, но поражение революционеров и формирование авторитарного режима Миклоша Хорти сделало аристократию еще сильнее, что сохранило крупную земельную собственность и эффективное сельское хозяйство в межвоенный период.

Российский путь оказался, пожалуй, средним. Крестьяне получили много земли, но далеко не так много, как им хотелось. Особенно с учетом того, что русское малоэффективное сельское хозяйство не позволяло им нормально кормиться. Если бы крестьянство было сильнее, оно могло получить больше, но к середине XIX века корона опасалась в основном не крестьянского бунта, «бессмысленного и беспощадного», но выступлений дворянства, активно участвовавшего в дворцовых переворотах на протяжении всего XVIII столетия. Помещики же, наверное, могли при иной модели аграрных преобразований получить больше земли, но их интересы в ходе Великих реформ были обеспечены крупными денежными суммами, которые выплачивались в виде выкупа. Для многих дворян, привыкших к красивой жизни и не привыкших к умелому хозяйствованию, «живые деньги» оказались привлекательнее земли, которую надо было долго обустраивать, чтобы она приносила стабильный доход вроде того, который получали прусские юнкеры, активно продававшие зерно за границу.

Миф пятый. О крепостной скрепе

Можно ли сказать, что если отмена крепостного права стала важнейшей причиной формирования нестабильности, приведшей в конце концов к революции, то, значит, крепостное право представляло собой ту систему организации общества, которое препятствовало дезорганизации? Можно ли сказать, что рабство было нашей важнейшей скрепой? Во всяком случае глава Конституционного суда России Валерий Зорькин в одной из своих статей отмечал, что отмена крепостного права

разрушила и без того заметно ослабевшую к этому времени связь между двумя основными социальными классами нации — дворянством и крестьянством. При всех издержках крепостничества именно оно было главной скрепой, удерживающей внутреннее единство нации. Не случайно же крестьяне, по свидетельству историков, говорили своим бывшим господам после реформы: «Мы были ваши, а вы — наши».

На первый взгляд, подобные интеллектуальные построения выглядят совершенно ошибочными и противоречащими историческим фактам. Внутреннее единство нации может удерживаться и без крепостничества. Его давно уже не существует ни в одной европейской стране, а единство нации становится со временем лишь прочнее. Современными скрепами являются не барщина, оброк и порка на конюшне, но общая культура и язык, формирующие основы взаимопонимания, средства массовой информации, позволяющие ощутить реальное единство людьми, проживающими в разных уголках большой страны, и демократия, вовлекающая этих людей в единый процесс управления государством.

Впрочем, если мы не ограничимся первым взглядом, а начнем внимательно всматриваться, картина окажется значительно сложнее. В разных условиях, в разные эпохи скрепы оказываются различны. Скажем, скотчем удобно скреплять всякие предметы, но, если клейкая лента еще не изобретена или изготовлена некачественно, приходится связывать предметы веревочками, осваивая искусство прочных узлов. Так же с обществом. Если народ неграмотен, вряд ли его скрепишь воедино газетами. Радио и телевидение, возможно, сработали бы эффективнее печатной прессы, но их изобрели лишь тогда, когда процесс национального становления в Европе был уже в полном разгаре. Демократия хороша как политическая скрепа, но без грамотности и печати она не сможет распространиться повсеместно или, что еще хуже, лишь усилит раздоры в темной народной массе, не понимающей смысла демократических институтов. А общность культуры, понимание важных культурных символов (хотя бы на уровне «Пушкин — наше все») невозможны без грамотности, образования (хотя бы начального), способности читать серьезные книги и осмысливать прочитанное.

Получается, что до появления скотча используются веревочки, коли надо что-то скреплять. Нацией конструкцию, скрепленную веревочками, назвать нельзя. Это скорее монархическая вертикаль власти. Помещик и его управляющие присматривают за порядком в деревне. Фактически они выполняют функцию бюрократии до тех пор, пока реальная бюрократия (полиция и другие правоохранительные органы, налоговые чиновники, службы социальной защиты) не сформируется. Помещик поддерживает порядок, обеспечивает сбор налогов, а в случае неурожая организует поддержку голодающих. Как правило, он со всем этим (особенно с поддержкой населения) справляется плохо, но так ведь веревочка — не скотч; это мера временная и существующая до тех пор, пока модернизация не