Ромодановский шлях. Начало - Даниил Сергеевич Калинин

и немец – но ведь светлая голова! Потери поганых, попавших как под смертоносный огонь многоствольной артиллерии, так и под картечь тюфяков (не забываем также про залповый огонь стрельцов да мушкетеров) пошли на тысячи раненых и убитых… Можно с полной уверенностью сказать, что за потери русской рати в ханской засаде расквитались сполна!

И все же Алексей Никитич Трубецкой отчетливо понимал – самое сложное и страшное ждет его рать впереди. Когда начнется переправа, и на тот берег Сейма уйдет большая часть русского воинства, ничто не помешает врагу атаковать оставшихся, надеясь разгромить хотя бы половину иль треть московской рати… Выход, конечно, есть – возвести шанцы, посадив в них драгун и рейтар под началом Змеева, усилить бравого полковника хотя бы тюфяками. Венедикт Андреевич – офицер надежный, должен прикрыть отступлении и продержаться, покуда оставшиеся полки придут в расстройство на переправе…

И все же мрачное напряжение не покидало командующего русской ратью. Рано еще праздновать победу, впору и самому обратиться к Господу с горячей мольбой!

Трубецкой в сверкающем на солнце зерцальном доспехе мерно покачивался в седле. Составная броня его включает как само круглое «зерцало», прикрывающее живот и солнечное сплетение, так и защищающие грудь, спину и ребра пластины – гофрированные и посеребренные. Веки воеводы были полуопущены – но князя не разморило, нет, он продолжал думать.

Самым тяжелым, конечно, казалась переправа – но суть в том, что татар рано сбрасывать со счетов. Наученный горьким опытом первого дня битвы при Конотопе, Алексей Никитич перебирал в голове худшие варианты. Например, татары могут спешно обойти русскую рать и первыми выйти к бродам через Сейм… А там атаковать уже переправившиеся полки на правом берегу реки, полностью парализовав переправу.

Заодно перекрыв подвоз продовольствия и боеприпасов…

Или еще хуже – если Выговский даст хану часть легких пушек, крымчаки могут закрепиться на том берегу Сейма, обстреливая вышедших к броду русских ратников из орудий!

На этой мысли воевода страдальчески смежил веки – до того страшной и пугающей показалась последняя догадка… Впрочем, не стоило сбрасывать и возможность повторной атаки поганых на марше. Алексей Никитич почти не сомневался, что прямо сейчас Выговский распаляет хана, призывая воздать урусам за поражение и понесенные потери! Хотя гетман как раз и виноват в том, что тысячи татары остались в степях под Конотопом… Но Выговский не дурак, хитрый шляхтич сумеет развернуть все в свою пользу. Вот только интересно, чем он расплатится с Гиреем за свою помощь?

Чем – или кем…

Третий день уже солдаты топтали сапогами дорожную пыль, с завистью посматривая в сторону стрельцов, следующих на возах, да всадников, подремывающих прямо в седлах. Одни шептали молитвы, призывая Божью помощь, другие подшучивали друг на другом иль затягивали походную песнь! Третьи же просто радовались тому, что выжили – а кто-то оплакивал павших товарищей…

Вернулся посланный вперед казачий разъезд – и тотчас по полкам прокатилось «Свободен брод! Нет татар!».

- Ну, и слава Богу. – Ворона обмахивался шапкой. Солнце жарило нестерпимо. Лоб мгновенно покрывался испариной… Но больше всех страдал Жуков, чья открывшаяся рана на груди воспалилась, несмотря на все усилия стрельца. Алексея уложили на дно возка – а товарищи его следовали подле конным порядком, отдав раненому половину запасов воды.

- Думаете, сегодня же будем переходить реку? – Бурмистров, также нестерпимо страдающий от набравшего силу солнца, едва промокнул губы скупым глотком теплой, чуть затхлой воды из бурдюка. По советам опытных ратников драгоценную влагу он какое-то время держал во рту, стараясь смочить пересохшее небо и горло…

- Три дня уже следуем к Сейму скорым маршем! Руку дам на отсечение, что переходить будем, как только доберемся до реки. – устало ответил стрелец.

- Нашу сотню вроде как с рейтарами оставят, сторожить переправу. – растер запотевшую шею сильно побледневший Василий Шилов, чья рана на жаре также начала гноиться.

Петр Бурмистров ничего не сказал, смолчал. В душе он давно уже возненавидел и эту войну, и татар, и предателей-черкасов, и саму землю Малой Руси, столь щедро политую кровью русских ратников! Из головы никак не шел Прошка Ушаков, наверняка уже сгинувший в татарском полоне – и вместе с тем его терзала страшная мысль: кто следующий? Кто поймает вражескую пулю иль стрелу, кого зацепит татарская аль казачья сабля? Не он ли, Петр Бурмистров, еще не успевший ни разу даже с девкой побыть, ляжет в землю на левом берегу Сейма?

Впрочем, с девкой еще ни разу не бывал – а вот ворогов на тот свет отправил без счета. Даже тех, кого в сече срубил – и тех всех не сосчитать… Только по ночам снятся, да пытаются вновь с Петром сабля скрести, жизнь отнять!

Но то есть ночные кошмары. А вот что будет, когда начнется переправа – и когда татарва да черкасы всей силой навалятся на рейтар Змеева и прочих приданных славному полковнику ратников? Что ждет Бурмистрова, удастся ли ему уцелеть – да вернувшись домой, взять в жены глянувшуюся девицу, продолжить род?! Не мог Петр этого знать, мог лишь молиться – чтобы хоть на сей раз Господь сохранил и позволил продолжить род.

А уж если сын родиться, то дал сын боярский зарок наречь его Прохором…

- Река! Вижу реку!

- Ура-а-а-а-а!!!

Сложно описать то волнение и радость московских ратников, что охватило их при приближение к Сейму. Но также изменился и мир вокруг воев – солнце скрылось за серыми тучами, налетел прохладный ветерок, дарующий столь долгожданную свежесть… Однако опытные ратники посматривали на небо с легкой опаской. Маленький дождик нечего, он только взбодрит людей. Но ежели зарядит затяжной ливень, как тогда стрелять из пушек да пищалей?! Порох наверняка отсыреет – а уж татарва своего шанса не упустит, всей массой полезет на русскую рать…

Впрочем, у солдат пики, у стрельцов бердыши – а все русские конники вооружены клинками для ближнего боя. Худо-бедно, но отобьются!

Особенно, ежели успеют поставить гуляй-город у берега реки…

Впрочем, князь приказал начать переправу без промедлений. Через брод проследовал казачий отряд, следом один из поредевших драгунских полков – солдаты которого вооружены тяжелыми немецкими мушкетами. Последние тотчас начали окапываться на том берегу реки – а к броду уже повели телеги с прикрепленными к ним пушками.

- Сюда! – указал верховой.

Оставляя глубокую колею в накаленном солнцем речном песке, к Сейму потянулись тяжелогруженые возы; но вот колеса первого из них уже погрузились в черные речные воды, скрывшись вначале по