Человек читающий. Значение книги для нашего существования - Рюд Хисген

слова по-разному. И даже если тот же читатель перечитывает тот же текст через несколько лет, те же самые фразы могут сказать ему нечто совсем другое. Особенно если момент чтения значительно отстоит во времени от момента написания, новый читатель воспримет словесное произведение иначе. Ибо успел измениться не только язык, но и культура.

Тo read or not to read{26}

Во многих германских и романских языках глагол «читать» восходит к латинскому legere и звучит похоже: lezen (нидерл.), lesen (нем.), lire (франц.), leer (исп.), ler (порт.), leggere (ит.), læse (датск.), läsa (шведск.), lese (норв.). Однако английский язык не стал заимствовать латинское слово и для обозначения понятия «читать» использовал исконно германский корень: прагерм. форма rād (raedanan), от которой в числе прочего произошли: др.-в. — нем. Rāt (совет), нем. Rat, др. — англ. ræd, нидерл. Raad, прагерм. rād восходит к праиндоевр. rei — «рассуждать, считать».

В нидерландском языке глагол «raden» наряду со значением «советовать» имеет также значение «отгадывать», что весьма характерно, ведь в Главе 2 было описано, какую важную роль играет отгадывание в процессе чтения.

Так что по прошествии времени записанный текст с большой долей вероятности может утратить свою релевантность (или, возможно, станет релевантным в новом, непредсказуемом смысле). Так что надо быть предельно осторожными. Возьмем Священные Писания крупных монотеистических религий. Они выполняли важную функцию и имели определенные значения в обстоятельствах, которых теперь уже не существует. Их постоянно комментировали — это всегда происходит со Священным Писанием, — но со временем культурная пропасть становится все шире и глубже. Слишком буквальное понимание священных книг ведет к догматизму и фундаментализму.

Согласно Евангелию, Понтий Пилат после распятия Иисуса прикрепил к кресту табличку с аббревиатурой фразы «Иисус Назарянин, Царь Иудейский». На латыни это выглядит как INRI (Iesus Nazarenus Rex Iudæorum). Когда первосвященник иудейский Анан попросил Пилата удалить эту надпись, тот ответил: «Что я написал, то написал». Фраза Пилата в латинском варианте «Quod scripsi, scripsi» стала крылатой. Ее основное значение — нежелание менять свое намерение. Но в то же время эта крылатая фраза говорит и о проблеме, поставленной на повестку дня Платоном: сочинение, уже написанное, которое автор отдал в общественное пользование, не может быть изменено, даже если автор со временем отказался от своей точки зрения. Авторы постепенно начинают понимать, каким опасностям они себя подвергают, зафиксировав мысли раз и навсегда. Как мы видели в предыдущем параграфе, идеального читателя, способного понять мысли автора на основании текста, не существует, текст будет читать множество незнакомцев, у каждого из которых свой жизненный и читательский опыт. И эти потенциальные читатели живут не только здесь и сейчас, они будут жить и через много лет в разных концах света. Именно потому, что авторы не знают, кому и при каких обстоятельствах попадется на глаза их сочинение, они должны создавать такие тексты, которые, как говорит Платон, не будут «нуждаться в помощи своего отца» и будут способны сами защититься и помочь себе.

Научить текст защищать себя самостоятельно — удачная метафора. Чтобы сделать тексты более самодостаточными, писатели для начала постарались учесть вкусы неведомого читателя, как уже упоминалось в Главе 2. Вот как Сервантес (1547–1616) обращается к читателю в предисловии к роману «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» (1605–1610):

Свободный от занятий читатель: без клятвы можешь поверить моему желанию, чтобы эта книга, дитя моего ума, была самая прекрасная, самая занимательная и самая совершенная, какую только вообразить можно. Но я не могу противостоять закону природы, по которому всякая вещь производит свое подобие{27}.

(Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский)

Во-вторых, писатели разработали языковой инструментарий, при помощи которого можно лучше бороться с неправильной интерпретацией написанного. Можно даже утверждать, что именно благодаря письменности люди впервые поняли, что такое язык и сколь богатые возможности он предоставляет, если его сознательно использовать как инструмент для достижения цели[104]. Вследствие распространения письменности возникает потребность в стандартизации и кодификации языков. Более того, кодификация вообще может быть осуществлена только с помощью письменности. Наибольшей стандартизации с течением времени подвергается именно письменный язык. Значения слов, непрерывно меняющиеся, — всегда результат долгого общественно-исторического развития[105]. Значения могут быть зафиксированы в словарях, учебниках и справочниках. Поскольку любой, кто умеет читать, имеет возможность заглянуть в регламентирующие язык справочные пособия, письменный язык стал главным средством для недвусмысленной фиксации информации.

Искажения текста

Фиксация словесных произведений в материальной форме подразумевает, что люди — во всяком случае, грамотные — оказываются в состоянии заметить различия между версиями того, что по идее должно было бы быть одним и тем же текстом. Как только тексты фиксируются, сразу же возникают искажения. Чтобы быть уверенным, что никто не исковеркает Слово Божие, автор Апокалипсиса, последней книги Нового Завета в Библии, поместил в конце текста следующее строгое предупреждение:

18 И я также свидетельствую всякому слышащему слова пророчества книги сей: если кто приложит что к ним, на того наложит Бог язвы, о которых написано в книге сей;

19 и если кто отнимет что от слов книги пророчества сего, у того отнимет Бог участие в книге жизни и в святом граде и в том, что написано в книге сей (Апокалипсис 22: 18–19).

Иными словами: это текст священный. Не смей его лапать! Если изменишь хоть одно слово, то плохо тебе придется! Разумеется, проку от этого предупреждения было мало. Сколько существуют письменные тексты, столько они подвергаются искажениям.

Взрывной рост количества текстов

Количество текстов, находящихся в обращении, постоянно росло, так что у многих читателей появилось ощущение, что их уже слишком много. В обществе, где существует только устная традиция, каждый человек получал столько информации, сколько ему было необходимо. Оттого что устная информация не материальна и не поддается измерению, у всех членов общества было ощущение, что все знают примерно одно и то же, и люди редко задумывались о существовании знаний, которыми они не владеют (за исключением тайн). С возникновением письменности ситуация меняется. Когда знание облечено в материальную форму и становится видимым, человек понимает, что он, возможно, что-то упускает. Чем необозримее становятся в ходе истории горы продуцируемых обществом текстов, тем сильнее у людей это ощущение. Психическое состояние, в наши дни называемое «Боязнь пропустить интересное» (Fear of missing out; сокр. FОMO), имеет глубокие корни.

Чтение с целью познания

Увеличивающееся количество текстов вело к поиску новых способов обращения с ними. Это было