История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

< Между тем Палаты, казалось бы, страстно желавшие мира, продолжали сурово преследовать тех, кто на самом деле стремился положить конец войне. Парламент обнаруживал в своих действиях столь вопиющее предубеждение и откровенную несправедливость, что к нему можно было с полным правом применить слова, сказанные некогда Тацитом об иудеях: Apud ipses fides obstinata, misericordia in promptu, adversus omnes alios hostile odium. [Hist. Lib. V. cap. 5].[27] < Однако прежние доводы, приводимые им в оправдание войны (папизм, ополчение, делинквентство), с каждым днем казались народу все менее убедительными, король же в подтверждение своих полномочий и в обоснование своих мер всегда мог сослаться на существующие статуты, а потому, пока Палаты хотя бы формально признавали короля носителем верховной власти, их собственному авторитету грозила опасность.

И вот, когда король обычным законным порядком назначил в графства шерифов, Палаты открыто провозгласили то, на что прежде они лишь осторожно намекали, а именно: «верховная власть полностью и всецело принадлежит Парламенту; король же, отделенный от Парламента, не обладает монаршей властью». В том же смысле преданные Парламенту священники искажали сказанное в Писании, а верные юристы толковали английские законы. Опираясь на плоды подобной учености, Парламент объявил, что назначенные королем шерифы не являются шерифами законными, и приказал задерживать их как делинквентов. >

Несколько ранее король распорядился, чтобы лицам, плененным в битве при Кайнтон-Филде, и иным особам, схваченным при совершении мятежных действий, было предъявлено обвинение в государственной измене согласно статуту 25-го года короля Эдуарда III, и поручил вести их дела лорду главному судье и другим ученым юристам. Парламент же теперь провозгласил все подобные обвинения и открытые на их основании процессы несправедливыми и незаконными и велел судьям прекратить разбирательства. Палаты также объявили (и это стало аргументом куда более серьезным), что если хотя бы один человек будет казнен или потерпит какой-либо ущерб за то, что он делал, выполняя их приказы, то сходная кара — смерть или иной приговор — постигнет тех, кто уже взят или будет взят в плен их войсками; обращаться же в таких вопросах к судьям, чтобы установить законность своих действий, Парламенту никогда и в голову не приходило.

< Принятый в свое время настоящим Парламентом статут запрещал взимание потонного и пофунтового сборов; король отказался утвердить новый закон на сей счет и особой прокламацией воспретил уплачивать и собирать эту пошлину. Парламент же, нуждаясь в деньгах, объявил взимание потонного и пофунтового сборов законным, ибо, разъяснил он, целью прежнего постановления было удержать короля от обложения подданных какими-либо налогами без согласия Парламента, и оно не распространяется на те сборы, которые утверждены лордами и общинами.

А чтобы и за пределами Англии люди уразумели, кому теперь принадлежит верховная власть в нашем королевстве, Палаты, соблюдая все дипломатические формальности, отправили своих представителей с рекомендательными письмами и надлежащими инструкциями в иностранные государства.

Стрикленд, их агент в Соединенных провинциях (где находилась тогда королева), привез с собой обращенную к Генеральным штатам декларацию, в которой лорды и общины дерзко обвиняли принца Оранского в том, что он «снабжает короля оружием и боевыми припасами и позволяет английским солдатам и офицерам, состоящим на голландской службе, возвращаться в Англию и вступать в армию Его Величества. Генеральным штатам не преминули напомнить о великой помощи, оказанной некогда Англией Голландии, сражавшейся за свою свободу, как и о том, что нынешним свои могуществом Соединенные провинции в немалой степени обязаны дружбе с английской нацией. У англичан и голландцев, продолжали Палаты, есть общий враг - паписты; и когда иезуитская партия, извратившая замыслы английского короля и совесть англиканских священников, поднявшая восстание в Ирландии и вознамерившаяся уничтожить английский Парламент, добьется своих целей в Англии, она непременно обрушится на Голландию. Спор же между Его Величеством и Парламентом идет не о том, должен ли король обладать полномочиями, которые имели его предшественники, но о том, ради чего - для защиты народа или для его погубления - будут употреблены власть и прерогативы монарха; и всякий беспристрастный наблюдатель происходящих в Англии событий согласится, что славе и могуществу короля более послужил бы союз с Парламентом и народом, а не тот путь, на который он встал ныне, уступив злонамеренным советам самой влиятельной при дворе партии, а также наущениям приспешников папизма, что и явилось причиной великих бедствий, постигших Его Величество и все королевство. Парламент также заверил Генеральные штаты в своих дружеских чувствах, напомнил о своем давнем желании заключить с Голландией более тесный союз и еще раз возмутился злобой и коварством римских католиков, чьи кровожадные замыслы истребить протестантизм не приведены до сих пор в исполнение лишь по великой милости Всемогущего Господа».

Стрикленд был принят Генеральными штатами, и его миссия имела успех. Парламент вовремя получал известия из Голландии, а потому его флот перехватывал почти все суда с оружием и воинскими припасами, которые приобретали на свои средства королева, принц Оранский и частные лица; так что в Ньюкасл (единственную гавань, находившуюся тогда в руках короля) удавалось доставить лишь немногое.

С таким же успехом действовал парламентский агент в Брюсселе, добившийся расположения губернатора Фландрии дона Франсиско де Мелоса. К тому же испанцы, до крайности раздраженные союзом, который заключил король с Португалией, уже давно оказывали помощь деньгами и оружием ирландским мятежникам.

Еще усерднее охвативший три королевства пожар раздували французы. Кардинал Ришелье деятельно поощрял смуту в Шотландии, а его агенты находились в переписке и в связи с пуританской партией в Англии.

С открытием настоящего Парламента французский посол Лаферте вступил в тесные сношения с вождями Палат и при всякой возможности пытался умалить честь и достоинство английского короля, публично и официально обращаясь от имени своего государя непосредственно к Палатам. Так, он подал Парламенту жалобу, в которой клеветнически утверждал, что сэр Томас Роу (чрезвычайный посол Его Величества при императоре и германских князьях, коему было поручено хлопотать о возвращении Пфальца) якобы заявил о готовности короля вступить в наступательный и оборонительный союз с Австрийским домом. Лаферте желал знать, получал ли сэр Томас соответствующие полномочия от обеих Палат. Парламент же, польщенный тем, что его трактуют как верховную власть в Англии, заверил французского посла, что сэр Томас не имел подобных инструкций.

Против Его Величества выступили также французские гугеноты, оказывавшие тайную и открытую помощь тем, кто задался целью уничтожить Церковь. В продолжение всей смуты их враждебность оборачивалась громадным ущербом для короля и выгодой для его врагов. Объяснялась же она не