Мирослав – князь Дреговичский - Эдуард Мартинович Скобелев

меч, спасет злато». И дал Святослав не скупясь. Отъехал Свиналд, и ждали его, како не ждут и любимой. И вот уж леса запестрились, и воздух стал прозрачен и гулок, и поплыли по синим водам Непра палые листья, и туманы отяжелели, и вдаль потянулись птипы, и журавы, и диви гуси, и носатые буслы. И затворилось солнце угрюмостню – пора дождей наступила. А Святослав все ждал, и вой ожидали, предчуя недоброе. Гадали волхвы по бычьему сердцу, по назему и по звездам, и реша: «Червем источено яблоко, упадет с ветви красно». И не пожелал Святослав истолкозания, сидел одиноко, вопрошая, нет ли гонцов из Кыева. И не было их.

Погубляет напрасное ожиданье пуще искушения судеб. Не хватало шатров, ибо бросили в Болгарех, дабы не обременяти ся; в тех, еже остались, и в княжьем, хоронились недужные и калеки; остатние, и Святослав, мокли под дождеми. И делила брашно дружина поровну, и (все) вой равно несли дозоры. Рече Мирослав: «Будет ли гонец, не будет, не ведаем, что принесет, а холода близко, вот и паук оставил паутину, и зори истончились, и воды замедлились, и вепрь перелег глубже в чащу. В надобь рубити избы да готовити корм Огню. И о конех озаботитись». Рече Святослав: «Не может того быти, чтоб не пришли на подсоб. Свиналд – хитрая лиса, але и он остережется ступити поперек». Рече Мирослав: «Великий Цесарь, родоначальник [|48], победил ворогов, но умре от руки друзей». И от тех словей Святослав взьярися; воскликнул; «Кто бы ни был ослушник, не уйдет кары! Ждем еще три дни!»

И ждали три дни; поскольку надеялись, не пошли к лесью рубити стан, но остались на берегу Реки; и тащили лесины издалече, и были сырыми и тяжелыми, ибо хватились поздно. Ставили общи, избы без простору, едва о рост человеца, такие ныне уже в редкость, разве что (сделают) после пожара, сгубивша все селище. И окружили стан тремя дозорными вежами, рва не копали и частокола не били, едва-едва взяли от реки, приспособив вслед под загон для коней, – пал уже снег и не растаял – случися ранняя зима.

В Кыеве же было вот что. Когда Святослав вышел из Болгари, Ярополк испугался за свой стол и убедил брата Олга отай губити гонцов, чтобы оправдатись в куже: не приходили, не ведаем, куда подевались. Прознал (о том) Претич, кыевский воевода, поставленный Святославом, и стыдил Ярополка, надеясь пробу-дити (в нем) совесть; был князь всего одиннадцати лет от роду, к тому же труслив, слабодушен и подвержен чюжому влиянию. Але Свиналд, явясь в Кыев, подговорил Ярополка схватити и казнити Претича; и содеял Ярополк. Свиналд, почуяв поживу, посыпал солью раны себялюбия Ярополка: «Отец твой просит большую дружину, всхотев изнове идти на Царь-град. Не дашь, посадит в Кыеве послушника своего Володимира, дашь, останешься гол, и Володимир, словеньская кровь, пересилит и сядет сам. Ступай и возьми Новгород, а о Святославе не печись, головы не ломай, обложили (его), яко зверя, без дружины не придет». И губя совесть и сыновий долг, послушался Ярополк и, доверившись, просил Свиналда своим воеводою. И метил еще выше (Свиналд), подстрекая к обиде кыевский народ; вот словы Свиналда, обращенные к думцам: «Не дорожит Святослав отчиной, вдали (от нее) ищет себе славы, погубил наших братьев. Теперь просит еще войска, не думая о нас». Злато же от Святослава присвоил, гозоря, что бросил, спасаясь от печенезей.

Но утаити ли шило в мешке? Како ни исстязали и не стерегли, бежал из темницы некий гонец Свято-славль и, терпя мнозие лишения, достиг Белобережи, идеже, умирая, поведал обо всем. И успокоился Святослав, зная теперь, что делати ему. Рече: «Кто же предвидит грядущий день (свой)? (Никому) не миноза-ти разочарования и обиды, и чем необъятней, тем крепче должно стояти, ибо пытают бози на крепость. Победа в испытаниях наполняет гордостью, гордость же за имя (свое) не покидает (человека) до крайнего часа – что иные обретения?» Сказала дружина: «С тобою, князю, приимем судьбу». И отрядил Святослав мужей искати по сторонем жито и мясы, ибо решено было зимовати. Печенези же кружили близко, влоками нападая на русь; стращали людей по селищам, и (те) разбегались, так что нельга было ни купи-ти, ни взяти силой. И послал Святослав к болгарьскому князю Мирко, кый ненавиди греки, аки вороги, а русь люби, аки братья. И дал знать Мирко: «Везу много (всего), встречай». И вышли навстречь, и вот узрели, остужась душою: обагрены снеги кровию, и недвижен Мирко и люди его, а хлебы и мясы украдены. И было тихо серед елани, идеже свершилось злодейство, и (только) Святослав скрипел сапозьми по снегу, обходя мертвых. И погребли по обычаю, како своих мужей, и сказал Святослав: «Запомните и отмстите!» И подивились дружины меж собой: николи прежде не рек «отмстите», но «отмщу».

Почалось зимованье, и было морозно и снежно, а брашна не хватало. С утра ели и пили и ходили в сторожи и на охоту, и рыбалили, и готовили дровье, сумерничали же былинами и небылицами, сгрудясь, бра-даты, округ очага и глядя на игрище огней; иные из мужей пели, иные играли на дудцех и гусельцех. Гриди не пили уже ни вин, ни медов, но судили о делах прошлых и о грядущем, и было волхвам всюду первое слово. Умыслил Святослав послати к сыновей грамоты, грозя лишити столов, коли не образумятся. Но гонцы опять не вернулись. Мирослав утверждает, перехватили грамоты печенези и предложили Ярополку за выкуп, але греки, пронюхав, дали печенезям вдвойне, опасаясь, что убоится Ярополк или Олг отцовского гнева.

Предвесеньем наступи в Белобережи голоданье и бе свирепо, падали люди от истощения, но ни един не бежал из стана. И приходили мошенники и соглядатаи от печенезей, от тавров и от корсуньцев, и продавали репу, жито и мясы; платил Святослав разбойникам по две гривны за овцю и по гривне за меру овса, так что серебро вскоре истощилось. Сам ел, как вси, не прося княжеского, и впервые недужил; лечцы из волхвы давали (ему) зелье. И родилась (у Святослава) от Малу-ши дщерь, и нарекли Снежей; повивали в муках, простудися дитя и умре. Схоронили по обычаю и тризно-вали, але скупо.

Увы мне, увы, одна тоска (у всего), и нельга допо-мочи: было солнце – и уже уходит, были древы – и уже потрухли, были грады – и вот уж трава на (их) пепелищах, и царства были – не скажут, идеже стояли, были люди добра и