Мирослав – князь Дреговичский - Эдуард Мартинович Скобелев

чести – забыты (их) могилы. Уеы мне, увы, плачю, видя чюжие слезы. Ужли все равно богам, верят (им) или не верят, воздают хвалу или порицают? Ужли ничтожны все равно, и принявшие, и восставшие, и нашедшие мудрость, и забавляющиеся глупостию? Како отдати (богам) божье, сохранив (человеку) человеческое? Много страдал, желая постичь загадку, и се постиг, божье – в человеческом; правим божье, блюдя обычай и следуя предкам. Нету награды от бозей, награжден уже каждый: чем еще наградити, кроме милости обретати ся в божьих чертогах, чем почествовати, кроме радости стояти за честь серед бесчестных? (Ничего) не сыскати человецу от Неба, помимо себя самого. Богатство же, власть и (все) удовольствия богатства и власти хоть и приятны, не принадлежат нам; вне души, а у кого в душе, – лишь подобие человеца. Подобиями людьскими населяем мир болып, нежели человецеми, и подобия громче судят о мире.

Дума моя о Святославе, с ним и в нем исчезла древ-ляя Русь; обочь стоит уже иная, не узнающая и не узнанная; погибла честь, умножилось бесчестье и холопство духа, восторжествовала ненасыть.

Видех в Белобрежи печалный курган, покоятся (в нем) останки мужей, отошедших света сего от глада и хворей в Суровое Зимование.

Едва вскрылась Река, снялся Святослав к Порогам, и причалили близ Страхуна, у Скуфьских каменей 149, и тамо поставили лодьи на колесы; волочили в тяжи сами, ибо не было ни коней, ни холопей и некого было впрячи. Сказали дозоры: «Впереди перекопано». Шли же в сумерках, торопясь, и наткнулись на ров, и не могли обойти. Скочили из засады печенези и обступили дружину; ночь наизлет травили стрелами и кричали волчьим повьшом. Але не пужлиЕа Русь, коли решилась, и приимет уже без страха долю: огородились лодьями и поставили заслоны. Едва развиднело, затрубила дружина Святослава и подняла хоругви. И стала биться, и бились крепко, засыпая роз телами ворогов, и побежали печенези, выманивая русь в чистое поле, и не выманили: что пеший в поле против трех конных? И вновь нахлынули печенези, и паки секлись в отчаянии, но идеже падал печенежин, вставало десять, и прижали русь к лодьям, а лодьи подожгли. Бросились спасати добро иные из дружин, Святослав же сказал: «Переможем, еще добудем, не выстоим, все равно не наше». И оставили гореть, и тогда отступили печенези, убоясь, еже погибнет добыча.

Сице миновала русь еще два порога, и были уже близки цели, когда вновь наскочили печенези. Падали в сече русьские вой, и вот осталось (их) совсем мало; бросали печенези тенеты из конского волоса; опутав воя, тащили прочь на коне с диким воплем и обессилевшего вязали, яко пардуса. Других поражали стрелами, и не было от них укрылища, ибо щитов осталось мало, а брони прежде посвергали от усталости. Крикнул Святослав Куре, печенежскому хакану: «Эй, волк степной, стань супроть, погляжу, стоишь ли победы?» И не посмел печенежин, але, заломив шапку, засмеялся от радости: «Побежден непобедимый доселе Святослав! Аз одолел его, Куря!» И стрёлили печенези издали, оставаясь неуязвимы. И се пронзила стрела горло Святославу. Вырвал ее князь, обагренную кровию, мол-вити же ничего боле не смог и пал на землю. Бросились печенези к телу Святослава, побивая его отроков, ибо несметное богатство было обещано (тому), кто возьмет Святослава живым или бездыханным. Мирослав, видя творимое поругание, просекся в толпище и отнял тело великого князя, потоптанное конями. И подивился, как легок был Святослав, а вслед за тем пал и сам, подрублен печенежскою саблей.

Иные скажут, чуял Святослав пред битвою погибель, и воля его ослабела. Мирослав отвергает со гневом, говоря, что (князь) сильно разболелся. Никто не ведал, когда он недужил, и тут скрыл от старшей чади, чтобы не коснулось дружины; Святослав простудися, егда тащили лодьи у Скуфьских каменей, на юру было; пред первою битвой уже забледнел и кашлял, и очи блестели лихорадкой. Николи прежде не отвергал пищи и мог ясти впрок в любое время, не брезгуя, але в день сечи еды не коснулся, хотя напоминали. И кудесника с пророчеством к себе не допустил, торопя события; совет пред опошнею битвой был самым кратким, ничьих мнений не спрашивал и тяготился даже своею речью.

Повестят иные, рассек Куря Святослава и из черепа (его) сделал винную чару, и оковали ее златом, но се лживое баснование. Когда умре Куря, сын его, Куря же, хвастал чарою, будто бы (она) из темени Свято-славля, а кто пиет, страху неймет, але Мирослав виде своими очьми, бысть предано Огню тело князя на другой день после битвы ускользнувшими русичеми, и останки собрали в сосуд серебрян и погребли в кур-ганище близ волоков. Недаром Володимир, идя в Тавры, искал у Порогов погребенье отца и сосуд, дабы перевезти в Кыев в капище Перуна, але не нашел. Куря ли сын похитил, осквернив могилу, или иной кто из степняков? Оскверняли ведь и грабили (могилы) во множестве (всякие) разбойные люди, и копали потай скуфьские усыпальни, и казаре разрушили бессчетно могил словеньских предков.

Сказают еще, калики подняли у Порогов серьгу Святослава, злато с каменем Антоха, царя царей Ску-фи, каменье же от первого римского храма; будто, кто носит, непобедим, и вот носили оберегою старшины Тмутаракани. Услышишь по селищам или на торжище от скоморосей и такое: быццам осталась жива Снежа, дщерь Святослава, и продали ее печенези в Куразан, идеже стала царицей, но и это пустое измыслив.

Бе млад и велми внадеян; пришед в Ильмен ко святищу, впроси: «Идеже свет, изгоняющий тьму? Хощю ведати Истину». Отрече владыко Бусл: «Хоще-ши истину в словех – забавно; истина алчет (столько) словей, сколько звезд в небе и капель в море. Почну глаголити, и состаришься, и умрешь, так и не услыша конца, и дети твои, и дети детей не услышат». И се поразило (меня) безмерно: велик мир, быти ли малой Истине его? Рече Бусл: «Просто отчаятись, але спасение дано от бозей: истина жизни доступна вне словей. Яко боль души и тела. Не изреченное и не изречи-мое – се истина, и горкотна. Живи, ища, и ищи, пока жив, болью постигнешь больше, нежели умом». Сице Мирослав: осветлили терзания, вкусил от страдания своего. Добравшись до Руси, узнал, нелюбезны Яро-полхсу мужи Святославли; кого заточил, кого погубил, кого обидел; и отправился домови, минуя Кыев; оскорбление бысть непомерно: чавк и смехи новых гридей у стола, и обилие велеречивых, и Свиналд, изменник, порицает отца пред сыном во всеуслышанье, и никто не решится вступитись.

Вернися Мирослав в Дреговичи чрез десять