Мирослав – князь Дреговичский - Эдуард Мартинович Скобелев

горах, але соглядатаи доносили о его переходах и замыслиях, и всякий раз греки упреждали. И вот раскрылся заговор в стане Святослава: гречские лазути сносились с христами из дружины; и казнил Святослав Велмуда, Улеба, другого сородича, и с ними еще немало варязей. И был после того жесток, како николи прежде, оставляя лишь пепел во градех, откуда отступал; не брал уже в полон грецей, веля посекати или жрети богам; был хмур и недоступен, даже не смотрел на дорогое оружие, еже подносили; любил прежде любоватись харалужными мечеми в плетеных ножнах, янтарными рукоятями в изумрудах, резными навершиями, шеломами и шестоперами, шитыми тулами и щитами с обережными письменами, и бронями, и кольчугами, и сбруей, и седлами, и шпорами; все, что веселило его преждь, уже не веселило. Однако, свидетельствует Мирослав, не страшился судьбы и был полон надежды, (даже) когда отшатнулись болгаре [143]. И послал в Русь и в Кыев за вспомогою, и к уграм послал, обещая щедро заплатити за конников; повторял: «Аще дадут (нам) роздыху, растащу цесаря, яко сноп, по колоску». Известили угры, что идут, и пошел Святослав к Доростолу встречать, оставив в Преславе сечского старшину Пригоду и при нем Мирослава. Не остыли еще следы ушедшей дружины, а уж подступили греки, и было столько, что смутился Пригода. «Много косити, – сказал, – хватит ли коней свезти сено?» Затворились русьские во граде купно с верными болгареми и бились крепко, греки же подвели огнестрельные пороки и сносили со стен воев, яко горшки с лавы; и почались пожары, и была измена, и осилили греки; ворвались в город, русьские же укрылись в детинце, в теремах великого князя и во дворцовой церкве. И подожгли греки терема, и все пылало округ. Рече Пригода к русичем и болгарем: «Потянем, братья, по предкам, иже и в пламени не оставляли меча». И выступил с отроком своим, и стал по-бивати ворогов, и пошли за ним остальные, страшные решимостью; разметав грек, ускользнули в Доростол; в Доростоле умре от ран Пригода. На тризне рече Мирослав: «Се бысть богатырь русьский; смотрите, дружи, исчахнет земля, не нарождая таких мужей; их могучий дух не ведает преград, от ких плачют робкие, и тем правит судьбу племён на веки». Внемля словем, уронил слезу Святослав, и бе первая и последняя, еже видели от нъ.

Преждь рекли: «Черпает лодья жизни бортами памяти». Просторная речь; многие думы о прошлом подобны яду, и бози дают позабыти, и лет отпущено че-ловецу по памяти его; гнев Судьбы и немилость не в счет. Дольше (всего) хранит память миг детства и час прозрения, ниже обиду, добро ближних, красоту, отчиню и доблесть, но и они покидают душу.

Вижю минувшее и (потому) без трепета ожидаю грядущее свое.

Не дождался Святослав угров; оправдывались потом, что не пропустили их влахи, но трудно было по-верити; недаром был слух, перекупили греки. Меж тем подступил цесарь к Доростолу. Рече Святослав к дружине: «Завтра поворотим судьбу или (вовсе) лишимся ее. Не посрамим земли Русьской. Мертвые сраму не имут, а победившим слава и память!» И до зари, впотьмах, вышла дружина из города. Было русьских воев вместе с болгареми 23 тысячи, греки же привели к Доростолу 42 тысячи и собрали еще 3 тысячи болгарей. Исполчил Святослав дружину клином, в челе встал сам, слева поставил Свиналда, справа сечского старшину Погуляя; конников поручил Мирославу, и отъехали они, незамеченные, затаились за лесьем, по придунавской речице, под носом у грек; слышны быша говор их и поступь, и пляск щитов, и звон доспешей. И была бы пагубна затея, повелевал бы кто иной, – Святослав проницал замыслы ворогов, вчюдесен бозе-ми; провидел, затянет цесарь сечю, чтобы обойти по Дунаве и оттеснити от града. Поставил со собою Святослав верных болгарей, а за ними дружин, не пригодных уже к лобовой сече, – тот кульга с пораненной ногою, этот едва держит на ременах щит, еще тот об одно око. Подступили с рассветом греки со знаменами и трубами. И справа стал цесарь в златых бронех со стратегами и со всею пышною свитою, пустив на Святослава лучников и пращников, дабы осьей назойливостью исчерпать терпение; русь же закрылась тяжелыми щитами, выставив переди себя окольчужных сечей, грозных видом и смелых в тесном бою. Постреляв, отошли лучники и пращники назад, не причинив большого урона; и вновь затрубили рожки, и хлынули с гаем и воплями черные люди, потрясая копьями, а греки следили, когда разрушится строй русьских, выбирая, куда ударити. Святослав же расступися внезапу, и наткнулись насевшие на болгар, и те стали посекать их; зная работу, окружили, не позволив развернуть силу. Святослав же подвинулся вперед, и Свиналд и Погуляй подвинули полки, сводя крылы к челу; и вот Свиналд обошел Святослава, потому что греки послали уже конницу – рассечи строй; и надвинулись лавой, а русьские ощетинились сулицами и подняли луки; накатились передние конники на стрелы и сулицы и, морскою волною устремивши ся в немногие просеки, увязли и полегли с конями, остатние же поворотили в сторону Погуляя, ибо не смогли иначе с разгону, упершись о Свиналда; похотели теперь обойти русьских от Дунавы; сего страшного мгновения дожидался Святослав; и подал знак, и вторили с доростольских стен, и тотчас ударил Мирослав вдоль спины переднего строя грек, на виду у задних полков, иже продвигались медленно и грозно, готовясь к сече; и прошел вихрем за спиною у цесаря, многих губя на пути, и увидели греки, ходят русьские, идеже захотят, и не трепещет сердце их пред скопищем противников. Развернувшись, пошел Мирослав за гречскими конниками, понуждая (их) меж стенами града и Дунавой, и сечи, стоявшие позадь болгарей, вовсе перегородили грецем дорогу; и смешались греки, не зная, куда им, и приостановились, и наехал на них Мирослав. Сверкнули мечи, и заржали в тревоге кони, и всадники закричали, выбитые из седел тяжелыми сулицами. Тем часом почалась уже битва пеших полков, и все смешалось, и ждал цесарь, когда изнурятся русьские, чтобы смять их новым отрядом конников. И были еще силы, але стал Святослав отходить, устрашая вступающих на поле числом побитых грецей; легко было отличить павшего гречина от русьского. И бились русьские вой с утра до полудня и от полудня до склона дни, предвечерьем же подошли к грецем свежие полки, и отступил Святослав ко граду. Сказал цесарь, объехав бранное поле: «Кого станем славити, победив еще раз?»

Обложили греки город, насеяли огненосные кора-бели их Дунаву, почалась тяжкая осада. Не ведал Святослав, вспомогут