Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

На большинстве таких фото запечатлены победоносные моменты – например, когда солдаты демонстрируют оружие, захваченное у противника, – или момент объявления мира. Наиболее часто улыбки встречаются на лицах летчиков-истребителей, радующихся возвращению на аэродром с победными результатами, которые позволяют им попасть в ранг асов; в некоторых случаях улыбающиеся летчики стоят перед своими самолетами [Толивер, Констебль 2013]. На одной из фотографий первый американский ас во Вьетнаме рассказывает о воздушном сражении в кругу улыбающихся товарищей, хотя на лице самого пилота, увлекшегося своей историей, запечатлено выражение гнева и агрессии [Daugherty, Mattson 2001: 508].

Пожалуй, самым удивительным является то, что в бою редко проявляется гнев. Подобные эмоции характерны только для 6% солдат на анализируемых снимках, причем в большинстве случаев гнев не выражается в виде броска на противника. Имеется пара фото, на которых пулеметчики ведут огонь с застывшим выражением гнева на лице. Однако чаще эту эмоцию проявляют пленные (в особенности на снимках войны во Вьетнаме) и жертвы пыток, если они не пребывают в оцепенении; иногда они демонстрируют гнев в сочетании со страхом. Раненые солдаты в основном находятся в оцепенении, порой демонстрируют легкий страх, а гнев больше проявляется на лицах направляющихся к ним товарищей и санитаров, в особенности когда раненые зовут на помощь – обычно в таких случаях гнев сочетается с огорчением или страхом. Что касается собственно мучителей, то они не выглядят охваченными гневом, хотя на нескольких фотографиях можно увидеть разгневанные выражения на лицах солдат, которые тащат захваченных врагов в свое расположение – здесь гнев сочетается с мускульными усилиями, направленными на преодоление сопротивления. Похоже, что гнев действительно возникает в основном в моменты напряженных усилий – это заметно по выражениям лиц офицеров, отдающих приказы в горячке сражения. Самое сильное выражение гнева запечатлено на лицах двух американских солдат конвойной службы, сцепившихся с паникующей толпой, которая пытается пробраться на самолет во время эвакуации после падения Сайгона в 1975 году; охранники напрягают мышцы, чтобы освободить дверь и дать самолету взлететь, один из них бьет кулаком человека в штатском [Daugherty, Mattson 2001: 556]. Но самое сильное выражение гнева на фото, представленных в работе Догерти и Мэттсона, где собрано 850 снимков войны во Вьетнаме, обнаруживается вообще не в зоне боевых действий, а у участника мирной демонстрации в США [Daugherty, Mattson 2001: 184].

Все это дает ключ к разгадке довольно непоследовательного соотношения между гневом и насилием. Грамотное применение оружия в большинстве случаев не сопровождается гневом. Эта эмоция действенна лишь в тех ситуациях, где требуется применение серьезной мускульной силы, да и то, скорее, для того чтобы добиться подчинения, а не с целью причинить реальный вред противнику. Гнев выходит наружу там, где нет или почти нет конфронтационного страха – в находящихся под контролем ситуациях, когда противник уже подчинен, или в совершенно символических конфронтациях, где отсутствует схватка, а вместо этого соперники демонстрируют свои позиции или выпускают пар[29]. Ирония заключается в том, что в мирной жизни гнева, вероятно, больше, чем в реальных сражениях.

Постановка вопроса о том, что именно является базовой наклонностью человека – страх, удовольствие от убийства или нечто иное, – представляет собой неверный путь к поиску объяснения. Лучше исходить из допущения, что все люди в основе своей одинаковы, а то, в каком месте рассмотренного выше континуума окажутся конкретные солдаты, предопределяется динамикой ситуации в течение совершенно конкретных промежутков времени. Те же самые солдаты, которые несколько минут назад неистово убивали беспомощных противников или ликовали от победы, могут делиться пайками со сдавшимися пленными [Holmes 1985: 370–371], а за час до этого они могли находиться в состоянии высокой напряженности, были неспособны стрелять и пребывали в полупараличе. Одним словом, нужно обращать внимание не на лиц, которые совершают насилие, а на ситуации, в которых это происходит, не на людей, испытывающих страх, а на позиции в конкретных ситуациях, в которых испытывается страх, – и так далее по всем направлениям.

Конфронтационная напряженность в насильственных столкновениях с участием полиции и вне военных действий

Те же самые разновидности паттернов, которые демонстрируют важность напряженности/страха во время военных действий, присутствуют практически во всех прочих видах насильственных столкновений. Основное исключение составляют случаи, когда насилие изолируется и ограничивается таким образом, что становится некой опознаваемой искусственной ситуацией – в качестве соответствующих примеров, к которым мы обратимся в главах 6, 7 и 8, можно упомянуть дуэли и насилие во время развлекательных мероприятий. В остальном же «серьезное» насилие в основе своей всегда одинаково. Это можно наблюдать на примере полицейского насилия по таким критериям, как относительно небольшая доля полицейских, которые применяют огнестрельное оружие или избивают подозреваемых; масштабы беспорядочной стрельбы, промахов мимо цели, жертв дружественного огня или среди посторонних лиц; случаи чрезмерной жестокости и наступательной паники.

То же самое относится и к разборкам уличных банд, где преобладающим видом насилия являются стрельба с колес и другие способы нападений в стиле «бей – беги», а также характерно насилие над противниками, находящимися в меньшинстве, в особенности над теми, кто застигнут в одиночку или очень небольшой группой на территории неприятеля. Напротив, когда банды сталкиваются друг с другом в полном составе, конфронтация оканчивается вничью, сопровождаясь жестикуляцией и сотрясанием воздуха.

Аналогичная картина характерна и для массовых беспорядков, в том числе на этнической почве. Как будет показано ниже, насилие в толпе почти всегда осуществляется небольшой группой лиц, которые находятся на переднем крае происходящего, – именно они бросают камни, дразнят противника, сжигают или громят его имущество. Поведение большинства людей во время беспорядков демонстрирует напряженность и страх, выражающиеся в огромной осторожности, а зачастую и в бегстве в безопасное место при появлении признаков контратаки с противоположной стороны. Для «элиты» бойцов из толпы – тех самых, которые находятся впереди, – в целом также характерны определенные проявления страха или по меньшей мере высокая степень напряженности. Общая наблюдаемая модель их поведения – выбегание вперед и отбегание назад – в точности напоминает племенные войны, заснятые на камеру. Бойцы из толпы, участвующие в беспорядках, тщательно выбирают цели, атакуя в тех местах, где противник имеет небольшую численность и находится в совершенном меньшинстве либо беспомощен и неспособен дать отпор. Там, где у их противника имеется серьезная поддержка либо где полиция или другие представители власти демонстрируют явную готовность применить силу, участники беспорядков почти всегда отступают – по меньшей мере в том месте, где складывается такая ситуация[30]. Возможна и обратная ситуация. На одном из снимков, сделанных в Багдаде в октябре 2004 года (опубликован