Воспоминания. От службы России к беспощадной войне с бывшим отечеством – две стороны судьбы генерала императорской армии, ставшего фельдмаршалом и президентом Финляндии - Карл Густав Эмиль Маннергейм

Ночью мне пришло в голову, что судьба дала мне возможность, о которой я мечтал. Я добьюсь, чтобы меня отправили в Одессу, там найду способ добраться до Петрограда, а оттуда отправлюсь в Финляндию. На следующее утро я получил медицинское разрешение на поездку в Одессу и не без сожаления попрощался с теми, с кем тесно общался, поблагодарив их за оказанные мне услуги. Я также отправил командующему телеграмму, в которой объяснил, что меня отправили в Одессу по медицинским показаниям. Конечно, это противоречило армейским уставам, но, зная, что генерал очень заискивал перед большевиками, я предпочел взять собственную судьбу в свои руки, сел в машину и поехал в Одессу.

Невозможность передвигаться на своих двоих в те смутные времена, когда никто не знал, что его ждет завтра, конечно, была очень прискорбной. Новости становились все более противоречивыми и не давали четкого представления, что происходит в разных частях огромной страны. Из Финляндии у меня вообще не было никаких известий.

Среди постояльцев отеля «Лондон», где я остановился, была леди Мюриэл Пейджет, работавшая на румынском фронте как представительница британского Красного Креста и находившаяся в Одессе с подразделением моторизованного госпиталя, ожидая распоряжений из Лондона. Однажды вечером леди Мюриэл устроила чаепитие для многочисленных приобретенных ее обаянием и добротой друзей. Хозяйка преподнесла гостям сюрприз в виде ясновидящей, по слухам обладавшей способностью предсказывать будущее.

У меня не было опыта в подобных делах, и только после настойчивых уговоров леди Мюриэл я неохотно вошел в маленькую комнату, где за столом спиной к окну сидела ясновидящая. Мне предложили написать четыре вопроса на листке бумаги, который я протянул сидевшему рядом со столом мужчине. Мой первый вопрос касался двух моих дочерей, Анастасии из Лондона и Софи из Парижа, от которых я долгое время не получал вестей, второй – моего брата и трех сестер. Третий вопрос был личным и касался войны. Я совершенно забыл, что это было.

В ответ на мой первый вопрос мне было сказано, что мои дочери чувствуют себя хорошо и усердно работают. Старшая занималась гуманитарной деятельностью, а младшая собиралась отправиться в путешествие по опасным морям, но все закончится хорошо. С остальными членами моей семьи все было в порядке. Что до меня, то мне предстоит пройти долгий путь и я приму командование армией и приведу ее к победе. После великих почестей и высокого положения мне придется отказаться от последнего по собственному желанию, однако вскоре важная миссия приведет меня в две великих западных страны, где мои усилия увенчаются успехом. Я вернусь на более высокую должность, чем та, с которой ушел, но опять ненадолго. Много лет спустя я снова поднимусь на очень высокий пост.

Слушая все это, я едва сдерживал смех. Ответы, казалось, стоили ясновидящей огромных усилий, давались в трансе хриплым голосом, а ее руки безвольно свисали.

Когда леди Мюриэл спросила меня, что сказала медиум, я вкратце рассказал ей о предсказаниях, которые, при всем уважении к ее протеже, счел бессмыслицей. На следующий день я совершенно о них забыл.

Никто особенно не удивился, узнав из газет от 8 ноября 1917 года, что Керенский и его правительство пали. После двухдневных уличных боев в Петрограде Ленин и Троцкий захватили власть и стали главами большевистского правительства. В Одессе это известие восприняли с полным безразличием. Беседуя с коллегами-офицерами, я снова поднял вопрос о восстании против диктатуры меньшинства, но у меня сложилось явственное впечатление, что ни они, ни широкая общественность не видят необходимости в контрреволюционном движении. Только в Москве большевики столкнулись с достойным упоминания сопротивлением, на подавление которого у них фактически ушло пять дней.

Я решил уехать как можно скорее и сумел получить разрешение на поездку в Петроград, чтобы мою почти полностью зажившую ногу осмотрели там. Раньше путешествие из Одессы в Петербург занимало два дня, но теперь рассчитывать следовало как минимум на четыре, да к тому же в битком набитых вагонах. Вагоны были настолько переполнены, что пассажиров, по слухам, фактически сажали и высаживали через окна. Чтобы избежать этого неудобства, я обратился к военному губернатору города, который оказался бывшим полковником Ахтырского гусарского полка. Моя просьба о персональном вагоне была удовлетворена, и две медсестры леди Мюриэл Пейджет из Красного Креста и возвращавшийся домой английский мичман с радостью приняли приглашение поехать со мной. Как и три направлявшиеся в Японию румынских врача. Также меня сопровождали мои адъютант и денщик.

Довольные своей удачей, мы устроились со всеми удобствами, но всего через три станции нам сказали, что с вагоном что-то не так, и посоветовали пересесть в другой. Поскольку ремонт должен был занять всего двадцать четыре часа, а провизии у меня было на несколько дней, мы решили подождать. На следующий день мы уехали, однако на ближайшей станции повторилась та же проблема, и нам сказали, что на приведение вагона в порядок потребуется несколько дней. Я поговорил с начальником железнодорожного транспорта, который сказал, что на станции есть несколько исправных вагонов, занятых солдатами, но что у него нет полномочий распоряжаться подвижным составом. Тогда я попросил денщика убедить пассажиров выглядевшего исправным вагона с помощью подходящих чаевых поменяться вагонами. После удовлетворительного завершения дела мы снова отправились в путь. На разных станциях солдаты пытались проникнуть в наш вагон, но моему денщику каким-то образом удалось убедить их оставить нас в покое.

Добравшись до Могилева, Ставки главнокомандующего, мы обнаружили перед вокзалом несколько испуганных людей, а на платформе – большую лужу крови. Я узнал, что был застрелен начальник штаба генерал Духонин, в одиночку прибывший на вокзал для встречи с недавно назначенным большевиками главнокомандующим, офицером-юнкером Крыленко. Когда эти двое по предварительно достигнутой договоренности встретились, из поезда Крыленко высыпали солдаты и быстро расправились с несчастным Духониным. Я помнил его по службе в Варшаве, где он пару месяцев служил в гвардейских уланах.

До Петрограда мы добирались шесть дней, и столичный вокзал с расхристанными, слоняющимися без дела солдатами произвел удручающее впечатление, также мне было противоестественно видеть генералов, несущих свои вещи. Тем не менее я нашел двух солдат, охотно взявших на себя заботу о моем багаже и нанявших мне такси. То, что я увидел во время поездки в Hotel сГ Europe, лишь усилило впечатление, произведенное на меня вокзалом.

За неделю, проведенную в Петербурге, я встретил много старых друзей. Все они были охвачены чувством глубокого беспокойства. Не было никаких признаков мужества или решимости восстать