Преодоление искусства. Избранные тексты - Лазарь Маркович Лисицкий

воле эксплуататора-хозяина, спекулянта-подрядчика, полицейских предписаний и т. п. Архитектор совершенно разучился мыслить функционально и пространственно и кончил тем, что подменил архитектуру графикой. Строительство перешло к другому мастеру – к инженеру. И сам объект общественного заказа начал изменяться: не дворец больше, банк, курзал и т. п., а фабрика, вокзал, рынок, санатория. Эти задания прежний фасадных дел мастер даже и не относил к архитектуре. Новое поколение, сидя перед разбитым корытом старой архитектуры, было ошеломлено произведениями инженерии. Здесь увидели не один лишь фасад, а цельную, круглую, живую и дышащую вещь. Так инженер загипнотизировал архитектора своей конструкцией, и в этом трансе многие еще пребывают. Конечно, преобладающее большинство путает конструкцию как таковую с теми формами, в которых она выражается. Эту вертикально-горизонтальную клетку «конструкции» лепят сегодня на фасад с такой же бессмысленностью, как лепили вчера комбинации классических ордеров, или готические стрельчатые арки, или петушки «стиля рюсс»[167]. Чтобы установить, является ли фасад действительно лицом дома или надетой маской, следует посмотреть внутрь, в план.

План, его система – вот что определяет всё целое. Отметим характернейшую черту современного плана, именно: отношение количества черного к белому; отношение общей площади сечения стен, столбов перегородок к полезной жилой площади. Чем план современней, тем дробь эта МЕНЬШЕ. Здесь мы подходим вплотную к новой конструкции и к Америке.

Экономические и социальные причины, создавшие в Америке тип небоскреба, общеизвестны. Обратимся к технической стороне проблемы. Традиционная стройка в кирпиче с полной нагрузкой наружных стен, весом междуэтажных перекрытий, при высоте 10–12 этажей, становилась невозможной. Стены разбухали до 1,80 м. И поглощали большую часть полезной площади, фундаменты перегружались, оконные отверстия становились по отношению ко всей массе так малы, что и световой поверхности не хватало. Первое изобретение, разрешавшее эти недостатки, заключалось в разгрузке стены. В стену были вмурованы чугунные столбы, на них легли балки этажей, так что кирпичная стена несла лишь собственный груз. Затем эти столбы были поставлены внутрь, и таким образом стены стали почти в три раза тоньше. Эту конструкцию назвали СКЕЛЕТНОЙ[168]. Своей реализацией эти конструкции обязаны не только отдельным изобретателям, а тому, что в быстро росших американских городах уже очень рано сорганизовались крупные строительные фирмы, которые концентрировали в себе достижения отдельных конструкторов и изобретателей и превращали их в практику. Современную крупную, хорошо организованную строительную контору где-нибудь в Чикаго или Нью-Йорке, патентами и штабом мастеров, можно сравнить со средневековыми строительными артелями, несшими свой замкнутый опыт и создавшими стиль своего времени (готика).

Первый скелетный небоскреб в 14 этажей вырос в Чикаго в 1883 году. Его построила фирма Halabrid & Roche[169], конструировал Henry Jakson Burt[170], а инициатива принадлежит одному фабриканту терракоты, который представил своей строительной фирме самую схему конструкции. Характерно, сколько энергий работало над новым изобретением[171].

Дальнейшая задача была по возможности уменьшить собственный вес самого здания. Это было достигнуто тем, что всё сооружение превратили в стальной каркас с расчетом на сопротивление боковым напряжениям, а отдельные клетки заполнили легкой пустотелой терракотой. Таким образом, то, что мы привыкли называть стеной, перестало быть нагруженной массой, а само стало частью нагрузки. Эту конструкцию в Америке называют КЛЕТЧАТОЙ (steel cage construction), и по ней складываются всё большие и большие небоскребы (Woolworth 56 этажей, 236 метров над землей)[172]. Но опыт и расчет показывают, что 60 этажей еще далеко не являются пределом железной конструкции. Проблема уменьшения собственного веса здания еще далеко не разрешена. Железо вытесняется высокими сортами стали, сталь может быть вытеснена дюралюминием и новыми сплавами. И терракота ждет своего заместителя. К этому добавляется еще то, что потребность в больших открытых помещениях в нижних этажах вызывает конструкции еще более сложные и массивные, чем в железных мостах.

Небоскреб обязан своим быстрым развитием: 1) изобретению (1868) и усовершенствованию лифта[173], 2) появлению железопрокатной балки (1885) и 3) терракоте (1871).

Небоскреб уже не является простой арифметической суммой из слоев инертной каменной кладки – он выражение нового разума, нового интегрального математического мышления и новой экономической механики. Здесь материал ложится по линиям движения напряжений, и всё лишнее убирается. Это – суть клеточной конструкции, и этом ее современность.

Темп американской жизни требует быстрой и упрощенной стройки. Каждый небоскреб поглощает огромное количество материала и энергии. Чтоб процесс разворачивался экономно и без заторов, необходимо было выработать нормы и стандарты. Эта нормализация и стандартизация охватили не только конструктивные части, но и архитектуру. Так же как сталепрокатные заводы заготовили на годы впрок балки различных профилей и размеров, так же заготовили впрок и фабрики терракоты, и крупные мраморные мастерские, и бронзолитейни, стандарты колонн, карнизов, фиалов, арок. Вы можете иметь каталоги фабрик, которые выштамповали из жести и др. материалов все мотивы классической архитектуры. И это уж не так бессмысленно, как кажется на первый взгляд.

Эль Лисицкий. Проект яхт-клуба Международного Красного стадиона в Москве на Ленинских горах. Аксонометрия, фасад

Наши суждения об архитектуре американских небоскребов безусловно односторонни. Во-первых, установилось мнение, что американские архитекторы, выученики Парижской академии, нисколько не заботясь о скелете здания, одевают его в классический или готический халат. Во-вторых, наше собственное суждение слагается из того, что мы видим на открытках или соответствующих иллюстрациях. Обыкновенно они сняты так, как их видит издали, со стороны, подъезжающий с моря европеец, а не с улицы, снизу около них, как они воспринимаются живым человеческим в действительности. В этой близости и пропадает именно вся стильная мелочь и остается мощное действие самого сокращающегося бегущего вверх объема. Это о втором пункте, а что касается первого, то вот несколько фактов. В 80-х годах в Чикаго уже была группа революционной архитектурной молодежи с Луи Сулливаном[174] во главе. Заметим, что в этом искусстве «молодежь» обыкновенно уже имеет 40 лет за спиной. Они прошли через парижскую Есolе des Beaux Arts[175], это значит – они получили дисциплину, но всё же решительно отвергали всякие исторические формы.

Когда после большого чикагского пожара молодые архитекторы получили возможность строить, Сулливан первый почувствовал революционность созданной инженерами конструкции и поставил себе целью создать для нее столь же революционную архитектурную форму. Он спрашивал себя, каким образом выразить в архитектуре наличие внутреннего стального скелета? Какие конструктивные формы необходимо дать этому гиганту, для которого нет примеров в прошлом?

Он дал ему определенно вертикальное членение, чтобы выразить его движение вверх. Конечно, он еще не вполне порвал с традицией даже в