«Экс» и «Нео»: разноликие правые - Александр Дмитриевич Сабов

«абсолютным судебным чемпионом 80-х годов». Ле Пен выиграл процессы против газет «Матэн», «Монд» и телевидения и проиграл процесс против газеты «Канар аншенэ»… Попробуйте-ка написать о нем «неонацист» — тотчас в суд! Попробуйте-ка назвать его «экс-нацистом» — сразу иск! А в перерывах между судебными процессами, как если бы одну и ту же звуковую дорожку резали на части, передавая ее из газеты в студию, из студии на митинг, лились интервью и речи Ле Пена. Одно из особенно длинных его выступлений по телевидению изучили на компьютерах в институте «Инфометри»: Ле Пен 50 раз употребил слово «страна», 38 раз — «французы», 429 раз — «я»… «Страна, народ, лидер (я) — типичный лексический триптих крайне правых», — лаконично прокомментировал свои выводы институт.

В суд!!!

Однако нет, на сей раз пронесло: ведь «крайне правый» — всего лишь точная формулировка политической позиции, вроде как «место в строю». И это максимум того, на что согласен Ле Пен. Ни на пядь правее!

— Ответчик, господин Пужад, объясните: чем оскорбило вас это слово — «неопужадизм»?

Могучий мужчина с волосами бобриком встает с передней скамьи, подходит к барьерчику и твердо говорит:

— Вам хорошо известно, господин судья, что существует понятие «пужадизм», связанное с моим именем. И не просто с моим именем, но и с моими делами, взглядами, с теми ценностями, которые я защищал и защищаю. А «неопужадизм», употребляемое по отношению к Ле Пену и его партии, звучит для меня оскорбительно, потому что я не разделяю ни дел, ни взглядов, ни так называемых ценностей, которые защищает Ле Пен. Поэтому я счел своим долгом дать публичное разъяснение в газете.

— И вы позволили себе в присутствии журналиста «Матэн» сказать, а журналист воспроизвел ваши слова, цитирую: «…а он сам, имея дело с арабами, только один метод и знал: «Томсон-мыло», ибо их стреляли из винтовок «Томсон», а из трупов варили мыло». Конец цитаты. Скажите, ответчик, имели ли вы в виду, употребляя выражение «Томсон-мыло», персонально господина Жана-Мари Ле Пена?

— Да! — не колеблясь, отвечает Пьер Пужад, и по залу ветерком проносится: «А-ахх!» — Кличка «Томсон-мыло» уже в 50-е годы пристала к Ле Пену, в нашем движении его квалифицировали как «аморального человека».

— Я протестую, господин судья! — вскакивает адвокат истца, потому что сам «Томсон-мыло» на суд не пришел. — Обращаю ваше внимание на то, что понятие «аморальный человек» подразумевает общую оценку личности моего подзащитного, но приводится вне всякой связи с конкретными фактами. Прошу внести в протокол, что «аморальный человек» — состояние неподсудное, но само употребление подобных слов есть еще одно публичное оскорбление!

Вердикт суда: месье Пьер Пужад признается виновным в оскорблении чести и достоинства месье Жана-Мари Ле Пена и приговаривается к уплате 2 тысяч франков в пользу истца, а автор интервью, директор газеты «Матэн» Клод Перд-риель, признается совиновником оскорбления и приговаривается к уплате такой же суммы; кроме того, оба приговариваются к публичному извинению перед истцом…

Это была их последняя дуэль. Она произошла в 1985 году. Но на этот раз Ле Пен был «на коне»: за ним стояло 11 процентов французских избирателей — ровно столько же, сколько тридцать лет назад собрала партия Пужада. Мир между ними продлился тогда всего пол года и закончился дуэлью, но на той первой дуэли «на коне» был Пужад.

Пужадистское движение во Франции взошло в одноча-сье, будто на дрожжах, как всегда и бывает на переломных этапах истории. Тревожно и гулко били колокола в старой колониальной Франции: шла война в Индокитае, явственно потянуло гарью из северных колоний в Африке, налоговый пресс душил крестьян, рабочих, средних буржуа. Книготорговец Пьер Пужад бросил клич создать союз в защиту торговцев и ремесленников, собрав под своими знаменами миллионы сторонников. Куда потянет эту могучую силу — влево, вправо? Пужад понимал, что за ним пошли в основном лавочники, и, составляя списки кандидатов в депутаты парламента, настойчиво искал «настоящих» политиков. Ему порекомендовали студента в зеленом берете парашютиста — колоритная фигура в Латинском квартале! — Жана-Мари Ле Пена. Он взял его на публичный митинг в Бретань. Вот на этом митинге и родился политик Ле Пен. Когда он закончил речь, сравнив Пужада с Жанной д’Арк, восторгу толпы не было предела. Через два месяца Ле Пен оказался депутатом парламента и главным оратором пужадистов. Это было в январе 1956 года.

По собственному признанию, он стал антикоммунистом в шестнадцать лет. Столько было Ле Пену, когда окончилась война. Он любил маршала и не любил генерала: ведь Петен[47] принес Франции мир, в то время как де Голль повел ее на войну с гитлеровцами. И потом, коммунисты в правительстве де Голля! Уже с той поры всякое инакомыслие Ле Пену подозрительно: во всем ему мерещится «коммунизм». Его огромный рост, силу его кулаков хорошо знают левые студенты в Латинском квартале, но уличные драки, перепалки в студенческих кружках быстро наскучили Ле Пену. Он записывается добровольцем на войну во Вьетнам. Поздно! Едва ступив на вьетнамскую землю, узнает о проигранном сражении под Дьен-Бьен-Фу. В тот вечер 8 мая 1954 г., вспоминал Ле Пен, он «плакал от бессилия и злости». Итак, не нюхавший пороху ветеран в лихо заломленном зеленом берете опять появляется в Латинском квартале. Вот в этот-то момент его и рекомендуют Пужаду. В 27 лет с трибуны Национального собрания Ле Пен произносит речи, которые часто квалифицируются как «оскорбительные», «провокационные», «ультранационалистические». Излюбленные темы — Великая Франция, защита колоний, обличение «пораженцев» и, конечно, «коммунистический заговор».

Популистское движение 50-х годов стало политической школой Ле Пена. Если бы он взял тогда верх, кто знает, возможно, удалось бы толкнуть движение на решительные антиреспубликанские действия, ведь не раз же он призы-рал в своих речах разогнать Четвертую республику, установить железный порядок в стране и колониях! Беда, однако, была в нерешительности Пужада: он явно не соответствовал великой роли спасителя нации, которую уготовила ему сама судьба. Пужад, видите ли, «чтит республику»! Да он женат на дочери коммуниста, вот в этом-то все зло.

Когда наступит время для публичных объяснений, Пужад скажет: «Ле Пен был в нашем движении троянским конем, он хотел превратить пужадистские массы в крупную народную партию крайне правого толка. Ему это не удалось, и мы расстались…» В те годы Ле Пен безоговорочно ратовал за партию, способную установить диктатуру в стране. Сегодня такого требования в программе его партии нет. Потому-то Ле Пен, как и Шёнхубер в ФРГ, твердо отводит от себя всякие обвинения в приверженности идеям фашизма. И аргумент такой следует признать справедливым,