Сказки - Наталья Кодрянская

вылез из корзинки, и но лимонному кисло улыбаясь, глубоко поклонился хакиму и его гостям. И в наступившей тишине, под взгляды озадаченных гостей, вышел из дворца и пошел потихоньку к себе домой, под лимонное дерево.

А как только Лимон Пантей скрылся за дверью, все другие лимон-пантеи, что были в корзинке, все триста сморчков вдруг превратились снова в лимоны, и вправду гилянский цукат, нет, пожалуй, еще душистей, чем были, когда срывал их с дерева Абдал Бала.

Праздник продолжался. И гости, отведав чудесных лимонов, eщe долго потом удивлялись их необыкновенному аромату.

Но когда вы разрезаете лимон, будьте осторожны: а вдруг в нем притаился Лимон Пантей — покровитель лимонов и великий чудодей.

НЕУДАВШЕЕСЯ ПУТЕШЕСТВИЕ

окне синее небо, глухая стена и широкий, в летней пыли, каштан, а на мостовой мальчик в синей куртке и красных штанах играет с серой кошкой.

Я с удивлением вдруг замечаю, как все бывшее снаружи переместилось, перешло в комнату: моя чернильница — синее небо; книги — как та глухая степа на дворе; на пыльных обоях — зеленый пышный каштан, а под столом кто-то, не вижу лица, в синей куртке и красных штанах играет с кошкой. — У меня есть сабля и шапочка, — говорит он, словно почувствовал, что я думаю о нем, — пожалуйста возьми меня в свою пьесу.

— Посмотрим, может быть возьму тебя для второго действия, а пока ты мне не нужен.

— А все-таки возьми! буду тебе за кучера или лошадь, как ты захочешь, — не отстает подстольный человечек и протягивает мне свою паучью лапку.

— Не твой выход! потерпи немного, и разве ты не видишь, что я рисую автомобиль. Для дальних расстояний это куда удобнее.

— У меня есть еще очки в черепаховой оправе, — просительно тянет человечек.

Я не отвечаю и старательно доделываю колеса.

— Смотри, теперь я лошадь! — не унимался голос.

Из-под стола вскружился и рос на моих глазах человечек, и впрямь все больше походя на лошадь. А на голове у него качается шляпа-лодочка.

— Какая смешная лодочка! — подумала я.

А человечек сует мне в руку весло. И лодка выплыла на стол. А в лодке мой подстольный человечек. Как он нарядно одет и как уморительна его ореховая рожица.

— Да ты возьми меня, — просит он, — на какую угодно роль, я на все согласен.

Я уже и сама подумала, не ввести ли его в первое действие. Как вдруг широко раскрываются ворота, и придворные лакеи, или то были министры, низко кланяясь, обратились к важно рассевшемуся в лодке человечку:

— Ваша светлость, вы изволили прибыть в Венецию. Все готово для вашего приема: вот вам голубиная площадь, дворец дожей и солнце из венецианского стекла!

Человечек осторожно, не помять бы свой наряд, выскакивает из лодки.

— Благодарю вас, — сказал он, обращаясь ко мне, — вы мне доставили возможность вернуться на родину.

Я была убеждена, что рисую автомобиль, но удивительное дело, получилась самая настоящая карета. И сколько в ней понасело! А на козлах кучер в высокой шляпе, мой венецианский человечек.

— Как это так, — говорю, — уж не путаю ли я, ведь вы уехали на родину в Венецию?

— К сожалению, венецианское солнце мне больше не подходит! — в подтверждение своих слов он вынул из кармана клетчатый платок размеров чайного полотенца, — у меня насморк. Кроме того, ведь вы решили ехать на север, — говорит он, расправляя вожжи, — если не ошибаюсь, в Норвегию, и там приняться за второе действие вашей пьесы?

Странно, как он мог догадаться о Норвегии, ведь я и сама еще твердо не решила.

— Но как же с вашим насморком ехать в Норвегию?

Человечек только пожимает плечами: и правда, теперь уже поздно менять решение.

Приезжаем на границу. У полосатой будки таможенный чиновник: краснолицый, тоненький, как рождественская свечка, с повисшими веревочкой усами.

— Ваш паспорт!

Я вынимаю из кармана картинку из-под шоколада, на ней бенгальский тигр.

Таможенный в восторге: как раз этого тигра ему недоставало в его коллекции картинок, и теперь он получит бесплатно целую плитку шоколада.

— А где ваши пассажиры и товар? — говорит он, не глядя.

В карете пусто, одни клеенчатые подушки.

— Где же, — кричу кучеру, — две обезьяны, слон, медведь и жираф, мы их везем в Норвегию.

— Вы забыли нарисовать лошадь, — говорит, смеясь, кучер, — кроме вас и меня в карете никого нет.

Меня берет досада: из-за таких пустяков расстроилась поездка. А ведь с лошадью мы давно были бы в Норвегии.

Начинаю второе действие.

Человечек идет через разлинованный лист бумаги: он единственный герой моей пьесы. В его руках лошадиная подкова.

— На счастье! — громко крикнул с улицы мальчик, который играл с кошкой.

И вдруг все затихло.

С пыльных обоев сошел пышный зеленый каштан, и обои потемнели.

ЛЬВИНАЯ ЛАПА

Ктесифоне славилась одна девушка, большая искусница: вышивала она шелком и золотом. Склонившись низко над работой, она заканчивала ковер для самого Ануширвана.

С какой любовью она вышивала каждый завиток, каждую узенькую тропку. Не забыла и горный ручей — живой струился ручей из высокого каменного утеса, где из тени высоких трав и зарослей глядели дружно лев, буйвол и баран. И тут же с ветки широкого платана глядел на них сокол.

Целый день она трудилась, работа подходила к концу, ковер готов, и только похватало доделать лапу льву.

Час был поздний, да и от мелкой кропотливой работы глаза устали. И тут же у ковра она прилегла и задремала. А сон обманчив: коснулся ее век и улетел. Так лежала она, ворочаясь с боку на бок.

И чудится, подходит к ней лев: его правая лапа повисла обрубком. «Видишь, сказал он, я лев, а вынужден ходить па трех лапах! закончи мне лапу!» И так жалостно смотрит.

И она вдруг очнулась, а видно крепко заснула. Зажгла свет. И принялась за работу. И скоро у льва ошерстилась его правая лапа, только еще когти оставалось сделать. И как на грех, нет больше шерсти. Не откладывать же до утра. Взяла она что первое попало под руку, а это был золотой моток. И вышила льву золотые когти.

Ковер был закончен. И впрямь, царский ковер.

Она спокойно заснула. И спала до позднего часа.

Утро выдалось тихое. По небу ходили серые тучи, молча прогуливались. Тихо было и