Сказки - Наталья Кодрянская

Голодный ворон с ветки видел, как лиса хапнула мышь, да очками и подавилась, закашлялась хитрюга, и как тут мышь незаметно шмыг у нее из пасти, и давай улепетывать. Видел ворон и то, как расправлялся медведь, наводя свои медвежьи порядки, и еще как лису скоряжило и она превратилась к зеленый куст.

— Самый большой грех полевой и лесной, — каркал ворон, — коли кто с жиру бесится!

Снялся с ветки, полетел черный в поле корм себе добывать у богатой мышиной норы. С перепугу стала мышь щедрая да приветливая: «иди ко мне, ворон, обедать!»

СТАРАЯ БЕРЕЗА И МУХА ОДНОДНЕВКА

А земли не пускает:

— Никак не могу тебе, береза, помочь: сроку твоей земной жизни еще пять годов.

Однажды так горько жаловалась береза, так стонала и скрипела, пригибаясь реденькой макушкой к земле, что сжалилась над ней земля.

— Хорошо, отпущу я тебя на покой, коли сыщется кто и возьмет назначенные пять лет за тебя прожить.

Услышал белый грибок, только что вылез на свет.

— Хорошо на воле! — поглядел он на синее небо, оторвал голубую ленту, повязал себе стан. И просит у березы дать ему ненужную ей жизнь.

А получив у березы лишние пять лет, белый грибок раздумался, как повеселее провести ему эти березовые годы.

И пустился грибок по белу свету. Где только не был. Не раз попадал он и в лукошко, и на царскую кухню, и к бедняку, но всегда уходил жив и невредим. А все оттого, что пять лишних годов бесповоротно закрепила за ним земля.

Состарился белый гриб, не до путешествий! И вернулся в родные места, где когда-то береза стояла и сам он когда-то вылез на свет.

В память о березе рос пышный куст папоротника. И говорит гриб папоротнику:

— Взял я у березы пять лет себе на дожитие, а сейчас и не знаю, что с ними делать, состарился я, всякий лишний день для меня тягота, не хочешь этот лишек себе взять?

А папоротник и говорит:

— Тем я и счастлив, что не знаю срока моей жизни. Глупо ты поступил, гриб, вот и торчи!

Полз муравей. Гриб и муравья просит, муравей отвечает:

— Нам, муравьям, дано семь лет полной жизни. И без того длинный срок, куда там брать больше!

Божья коровка не стала и слушать, распустила свое красное платьице и улетела.

А вот мухе однодневке стало жалко: уж больно гриб был трухлявый да старый.

— Все лишние годы у тебя, гриб, взять я не могу, не под силу. А вот последние твои два дня, так и быть, возьму.

С той поры муха однодневка живет три дня. И эти-то два последние дня, что взяла у гриба, она особенно докучлива и зла — чужая жизнь!

ЧЕРЕПАХА ШИНЬ-ШИНЬ

— Мне ничья помощь не нужна, я и сама справлюсь с этим противным солнцем!

— Сквернавка! — сердито сказало солнце и пустилось еще пуще печь, и вся кожа на спине у Шинь-Шинь скоробилась и слезла.

И вырос у Шинь-Шинь на спине костяной горб, и она превратилась в черепаху. Но гордая, даже слезинки не проронила.

А как пришла ночь, забралась Шинь-Шинь в первую попавшуюся норку, думала пустая, но там испокон веков жила старая-престарая черепаха, хозяйка норки.

Увидав незнакомую черепаху с золотым перстеньком на пальце, хозяйка норки очень удивилась. Внимательно осмотрела она гостью.

— Ты не похожа на других черепах, — сказала она, — у тебя такие колючие глаза. А колечко у тебя точно такое, как на пальце у гордой дочки мандарина. Как оно к тебе попало? Пошла прочь, воровка!

И выгнала она Шинь-Шинь в темную страшную ночь.

Села Шинь-Шинь на камушек и заплакала. Она плакала от стыда и обиды, что все ее считают такой гордой и злой. Первый раз в своей жизни так горько плакала она. И там, где слезы упали, вырос розовый куст с такими чудесными розами, каких никогда еще не было в саду мандарина.

Утром старый мандарин вышел погулять в сад, и увидя необыкновенный розовый куст, залюбовался.

— Красотой своей эти розы достойны только моей маленькой Шинь-Шинь! — подумал он.

И вспомнив о дочке, пошел посмотреть, как она работает на рисовом ноле. Он объехал все ноля, спрашивая каждого встречного о Шинь-Шинь, во никто не мог сказать ему где его дочь.

Тогда он разослал гонцов во все концы своих необъятных владений, приказав найти Шинь-Шинь.

Прошла ночь, а Шинь-Шинь все нет.

Наутро мандарин принес жертву солнцу. Ничего не хочет знать солнце: и так еще мало наказана гордая дочь мандарина.

Опечалился мандарин и велел своим слугам выложить в саду чистым серебром басейн и наполнить его хрустальной водой, чтобы луна, гуляя по саду, могла любоваться своим круглым прекрасным лицом и чтобы сжалилась она над бедной Шинь-Шинь и не оставила ее. в темноте.

А бурям он разбросал весь урожай со своих нолей, чтоб не. раскидали бури косточек Шинь-Шинь далеко за моря и горы.

А Шинь-Шинь все нет.

Ходил мандарин но рисовому полю, горько звал Шинь-Шинь.

— Не плачь, — шелестел тростник, — слезами горю не поможешь. Не ветру кланяйся, мы за тебя довольно перед ним гнемся. Не солнцу молись, солнце все сжигает. Не луну ублажай, луна забывчива. А поклонись первой черепахе, что повстречаешь на своем пути.

Удивился мандарин. Не почудилось ли ему? Не смеется ли над ним тростник? Как вдруг видит, перед ним черепаха.

Низко, до самой земли, поклонился старый мандарин черепахе. И стал расспрашивать про Шинь-Шинь. Но как ни просил, как ни кланялся, ни слова не сказала ему черепаха.

В гневе мандарин позвал слуг и велит им схватить черепаху и кинуть в железную клетку. А как первая звезда блеснет на небе — казнить ее смертью!

Услыхала про то Шинь-Шинь, жалко ей