Император Юстиниан Великий и наследие Халкидонского Собора - Михаил Вячеславович Грацианский

фактах, а скорее даже — на интерпретации фактов, изложенных Прокопием, и, тем не менее, являются голыми гипотезами[554]. На последующих страницах мы рассмотрим деятельность Феодоры в церковно-политической сфере и попытаемся соотнести ее с подобной же деятельностью Юстиниана.

Выше уже был приведен пример того, как Феодора вступилась за ссыльного епископа-антихалкидонита и его товарищей, вероятно еще в царствование Юстина. К сожалению, этот пример, хотя и достаточно наглядный, является единственным, который с известной долей допущения относится к 20-м гг. VI в. Логично предположить, что влияние Феодоры при дворе в правление Юстина было довольно незначительным, и о каких бы то ни было ее действиях или, по крайней мере, ее отношении к последней фазе преследований антихалкидонитов на Востоке[555], начавшейся в 525 г., нам не известно.

В начале своего правления, с 527 по 531 г., Юстиниан принял ряд законодательных мер, которые были призваны положить конец дальнейшему существованию многочисленных сект и остатков язычества в Империи, относительно еретичности или враждебности к христианству которых не имелось сомнений[556]. Необходимым предварительным условием для возможных аналогичных мер в отношении антихалкидонитов должно было быть установление точной позиции имперской Церкви, которая отныне мыслилась как прохалкидонская, и государства по отношению к антихалкидонитству, поскольку до тех пор на общецерковном уровне оно не было признано в качестве ереси на основании постановлений какого-либо Вселенского Собора и, как следствие, ересью не являлось[557].

Очевидным образом Юстиниан желал достичь компромисса с антихалкидонитами и посредством некоего соглашения между иерархами привести их к унии с имперской Церковью, не прибегая к необходимости анафематствовать их на Вселенском Соборе. Соответственно, в 531 г. был издан эдикт, разрешающий антихалкидонитам всякого чина и звания вернуться из ссылки[558], при этом, однако, епископам-антихалкидонитам не было разрешено вернуться на свои кафедры[559]. К водворению сосланных антихалкидонитов по их месту жительства или в их монастыри приложила руку и Феодора. Сообщается, к примеру, что она передала Велисарию личное распоряжение помочь насельникам монастыря Восточных вернуться в их обитель, поскольку, вероятно, этому поначалу воспротивился православный епископ Эдессы[560]. Антихалкидонитская традиция приписывает появление указанного эдикта влиянию на Юстиниана Феодоры, однако однозначного доказательства, могущего подтвердить истинность этого предания, в источниках не содержится[561].

В начале 532 г., т. е. вскоре после подавления мятежа «Ника»[562], Юстиниан призвал в Константинополь восемь епископов-антихалкидонитов, чтобы провести с ними собеседование о вере[563]. Хотя стороны и не достигли на этом собеседовании какого-либо окончательного решения, переговоры, которые начал таким образом Юстиниан, продолжались тем или иным способом вплоть до конца его царствования.

Примерно в 532 г. начинается деятельность Феодоры на церковно-политическом поприще, которая с этого момента хорошо отражена в источниках. С этого времени при покровительстве императрицы и с ее финансовой помощью началось создание значительной антихалкидонитской общины в Константинополе[564].

В Константинополе всегда имелась антихалкидонитская община, дополнительно усиливавшаяся пришельцами с Востока, которые при Анастасии, поддерживавшем антихалкидонитов в пору своего правления, стекались в столицу и проводили там достаточно долгое время. Можно предположить, что эта община во время правления Юстина из-за бегства многих ее членов значительно уменьшилась; впрочем, конкретные данные об этом отсутствуют. Как бы то ни было, приверженцы антихалкидонитства находились во всех слоях населения столицы[565] и были достаточно многочисленны, чтобы проводить многолюдные манифестации, а при случае и устраивать значительные беспорядки[566].

После издания вышеупомянутого эдикта антихалкидонитская община Константинополя вновь начала расти благодаря многочисленным клирикам, монахам и отшельникам, приходившим в столицу, чтобы решить там вопросы, связанные с их общинами[567], либо получить рукоположение[568], либо же следуя приглашению Феодоры.

Постепенно Феодора собрала вокруг себя более пятисот клириков и монахов антихалкидонитов, большинство из которых были известными и уважаемыми аскетами. Приглашение прибыть в Константинополь и поселиться подле императрицы не имело формы приказа, однако редко кто из антихалкидонитов решался его отвергнуть. Так, например, Стефан, спутник вышеупомянутого епископа Мары, замечает: «Воле этой женщины нельзя противоречить»[569]. Было бы неправильным утверждать, что только беглецы из числа антихалкидонитов поселялись у Феодоры[570]: эти люди были, так сказать, сливками антихалкидонитского монашества, которые находили дорогу в Константинополь либо через приглашение самой Феодоры, либо через посредство уже находившихся у нее насельников. Очевидным образом отнюдь не любой желающий мог отправиться во дворец и прописаться там.

В качестве места проживания монахам был выделен дворец Гормизда, на участке которого была построена часовня, а позднее возник монастырь Сергия и Вакха[571]. На долгое время эта община стала одним из духовных центров Константинополя, внося при этом большой вклад в дело антихалкидонитства[572]. Для поддержания этой общины Феодора выделяла значительные суммы денег[573].

Императрица часто посещала насельников дворца Гормизда, вела с ними долгие беседы, восхищаясь их безупречным житием и небесной мудростью. Она принимала от них благословения и советовалась с ними по религиозным вопросам[574]. Живущие во дворце священники и монахи антихалкидониты, таким образом, пользовались почестями, однако не имели возможности покинуть его без разрешения Феодоры или Юстиниана.

Безусловно, учреждение в центре Константинополя такой общины могло осуществиться лишь с ведома и при содействии самого императора, который должен был дать разрешение на поселение такого числа антихалкидонитов в одном из дворцов столицы, а также утвердить расходы на их содержание. Император и сам посещал их время от времени, восхищаясь этой общиной и прося у ее членов благословения. Стоит отметить, что антихалкидонитски настроенные обитатели дворца Гормизда не отказывали ему в благословении[575]. Даже после смерти супруги Юстиниан не распустил эту общину и поддерживал ее остатки вплоть до своей кончины[576].

Достойно внимания и то, что на членов этой общины со стороны императора не оказывалось никакого давления с целью заставить их признать Халкидонский Собор. Даже наоборот: как неоднократно подчеркивает Иоанн Эфесский, с насельниками дворца Гормизда император всегда обходился милостиво. Это в конечном итоге привело к тому, что антихалкидониты стали прибывать в Константинополь без страха: Юстиниан и Феодора совместно создали для этого все необходимые предпосылки[577].

В качестве второго места проживания антихалкидонитам была выделена крепость во Фракии под названием Деркос, которая находилась на расстоянии одного дня пути от Константинополя[578]. Впрочем, следует полагать, что там размещали только несговорчивых иерархов и что это поселение напоминало более тюрьму, чем дворец; насельники Деркоса скорее подлежали контролю императора, а не императрицы.

Тот факт, что наиболее выдающиеся из аскетов-антихалкидонитов были собраны в Константинополе, должен был до определенной степени ослабить антихалкидонитское влияние