Моя императрица - Николай Павлович Иванников

— Да не будет ошибок, не будет! — заверил меня Федор и одним взмахом руки распахнул новую «тайную тропу». — Можешь мне довериться, потому как в этом деле никого лучше меня и не сыскать. Даже старый Фальц, помнится, говорил: «А ты хорош, Федор, хорош! Еще бы горькую не пил, так и цены бы тебе не было!»

И вступил на «тропу». Я поторопился за ним следом, и мгновение спустя мы уже вдвоем, гуськом, шли по тропе, которую на этот раз Федька сделал тонкой-тонкой — по такой только друг за другом и возможно пройти. Ну и правильно! А чего силы зря тратить на возведение широченной дороги всего для двух путников? «Тропа» должна быть тропой. Потому ее так и прозвали…

А вскоре и выход открылся, и шагнули из темноты Запределья в такую же темноту крошечной комнатки, где и замерли, прислушиваясь к звукам, доносящимся извне.

— Кажись, не промазали, — шепотом сказал Федька, и я понял, что несмотря на все свои хвастливые речи, он и сам не был до конца уверен в своих способностях.

На стене, выходящей на заднюю часть церковного иконостаса, я заприметил небольшое решетчатое оконце, предназначенное не столько для наблюдения, сколько для проникновения внутрь воздуха, и тут же прильнул к нему лицом.

Из-за иконостаса проступал свет, было слышно, как монотонно и неразборчиво читает свою речь здешний пономарь.

Я пошарил по стене руками, нащупал невысокую дверцу и осторожно ее приоткрыл. Выглянул наружу. Пахло церковью, свет сотен свечей озарял контуры иконостаса золотым свечением. Мы с Федором бесшумно вышли из исповедальни и неприметно выглянули из-за иконостаса в залу.

Там уже было полно народу, не протолкнуться. И если бы моей задачей было отыскать здесь кого-то из обычных людей, то она вполне могла бы стать невыполнимой. Попробуй найди кого в такой-то толчее да сумраке.

Но императрица — это вам не кто-то, она в толпе не затеряется! И потому ее я увидел сразу же, и мгновения не прошло. Она стояла совсем рядом, в первом ряду от иконостаса. При ней была и фрейлина, та самая Голицына. Вот уж не думал, что Мария Николаевна возьмет с собой именно ее! На эту роль более подошла бы любая из незамужних фрейлин, каких у императрицы хватало, так нет же — она выбрала именно ту, присутствие которой меня немного стесняло.

Да, впрочем, бог ней. Все равно я собирался поговорить с Екатериной Дмитриевной по поводу ее секретных любовных знаков. Доброе отношение Голицына мне дороже, чем порочная связь с его супругой. Пожалуй, именно так я ей и скажу! Пусть и навлеку на себя этим ее праведный гнев, но мне с ней детей не крестить. Просто на одного союзника у меня при дворе станет меньше. Их, конечно, и без того немного, но уж как-нибудь проживем.

В руке камер-фрейлина держала корзинку, отчего я сделал вывод, что совета моего государыня послушала и много вещей с собой в дорогу не взяла. Должно быть, только самое ценное. Украшения, фамильные драгоценности… Чем там еще женщины дорожат? Понятия не имею.

Рядом с императрицей и ее фрейлиной я увидел двух рослых лейб-гвардейцев в мундирах Преображенского полка. А вот этого мне было не надобно! Неужели к императрице приставили охрану? Это понятно — без охраны царственной особе никуда, но для чего она ей в церкви?

В этот самый момент мой великолепный план вдруг показался мне таким зыбким и непродуманным, что холодный страх сжал мне сердце. А не навлеку ли я беду на Марию Николаевну своими действиями? Может быть все это — одна большая глупость? Раве возможно выкрасть императрицу прямо в церкви, под носом у вооруженной охраны, на глазах сотни людей?

Кажется, я начал паниковать. Коли продолжать следовать плану, то все может закончиться очень плохо, и для нас с Федькой в том числе. Если светлейший поймет, что государыня собиралась бежать, то он решит ускорить события, и уже тогда за ее жизнь никто не сможет поручиться.

Но что будет, если план отменить прямо сейчас? Государыня сочтет меня беспомощным пустословом, а может быть даже и предателем. В любом случае ни о каком доверии в дальнейшем речи идти уже не будет.

Господи, что же делать⁈ Какой шаг будет правильным?..

— Ну все, Алексей Федорович, я пошел! — сказал вдруг Федька, подмигнул мне. И, уже не таясь, вышел из-за иконостаса.

Я даже слова сказать не успел. Только руку поднял и выдохнул шумно. И больше ничего не сделал, потому что предпринимать что-либо было уже поздно. Федька спустился с небольшого приступка, на котором был установлен иконостас, и, нисколько не смущаясь, с видом сосредоточенным и деловитым, направился прямиком к государыне.

Глава 14

Чудеса на богослужении и кое-кто из старых знакомых

Я понимал, что в эти самые мгновения решается судьба моего плана. А вместе с тем и судьба императрицы, наши с Федькой судьбы, и наверняка судьба всей России-матушки. Потому-то я просто стиснул зубы и стал наблюдать за происходящим, лишь слегка выглядывая из-за иконостаса.

А Федька между тем подошел к государыне. Она приметила его заранее, и потому, когда гвардеец поднял руку, чтобы не подпускать близко к императрице странного монаха, она быстрым движением перехватила его руку и опустила ее. Что-то коротко шепнула, гвардеец в ответ кивнул. Лиц в этом сумраке и танце теней от горящих свечей, было не различить. Я и императрицу-то признал только по ее траурному одеянию, да по той стати, которую ни с чем невозможно было перепутать.

Я видел, как Федька наклоняется к государыне и что-то ей говорит. Слов его я не слышал, но я их знал точно, потому как сам и придумал, и Федьку заставил их выучить, как «отче наш».

— Извольте проследовать за мной, государыня, — говорит он. — Пришло время исповедаться, ибо только искренняя исповедь поможет вам спасти свою душу.

— Я сопровожу вас и буду ожидать у дверей, — предлагает свои услуги Голицына.

Ее слов я тоже не слышу, но могу их предвидеть. Да и движения говорят сами за себя. Императрица согласно кивает и делает шаг следом за Федькой, который уже направился назад, к исповедальне. Народ вокруг смотрит на государыню с удивлением, кто-то даже начинает шептаться, потому как никто и предположить не мог, что прямо