Письма. Том второй - Томас Клейтон Вулф

Предположительно, это недатированное письмо было последним в переписке Вулфа и Робертс, их переписка возобновится шесть лет спустя. Нет доказательств, было ли оно написано после письма Вулфа от второго февраля 1930 года. Оно не значится в описи писем Вулфа, составленной Маргарет Роуз Робертс и принадлежащей ее матери. Не в силах скрыть свои глубоко раненные чувства, Вулф мог написать это письмо как более непосредственный ответ на письмо миссис Робертс «Вы распяли свою семью», но, возможно, он решил не отправлять его. Оно осталось в его личных бумагах, которые после его смерти перешли в Гарвардский университет. Независимо от того, было ли письмо отправлено или нет, его финальная нота знаменует окончание первого этапа саги о Вулфе и Робертс.

Маргарет Робертс

Приблизительно 1929-1930 годы

Бланк Гарвардского клуба

Дорогая миссис Робертс:

Я всегда считал вас одним из лучших друзей, которые у меня когда-либо были. Ваши письма я считал самыми лучшими. Я и сейчас считаю вас в душе очень замечательным человеком.

За годы, прошедшие после окончания школы, я не могу сказать, что жизнь меня «научила» – она скорее обусловила меня. Я гораздо больший идеалист, чем когда-либо – ведь, вопреки общему мнению, монотонность, жесткость и механистичность современной жизни не ожесточают мечтателя – они делают его еще более фанатичным, чем когда-либо.

Современная жизнь дает мне более ясное видение. Ваши письма кажутся мне сентиментальными и фальшивыми. Я не думаю, что вы больше думаете обо мне – вы думаете о мальчике, которого когда-то знали. Мне жаль, что его больше нет в живых – но вы не должны винить меня в его смерти. Мне кажется, вы слишком сознательно изображаете из себя «прекрасную женщину» в своих письмах. А ваши рассуждения о моей семье – ваша попытка увидеть «обе стороны» – я, естественно, считаю жестокой несправедливостью. Вы говорите о «прекрасном большом сердце» семьи, которая лишила меня части наследства, которая проклинала и издевалась надо мной в детстве и которая не пишет мне уже несколько месяцев. Вы полагаетесь, на то, что люди называют «опытом» или «жизнью», на ужасное заблуждение, что «у всего есть две стороны». Во всем, что имеет значение, есть только одна сторона. Но, защищая свою жизнь и нападая на других, мы слишком страстны – мы могли бы написать тома, когда достаточно слов. Но это бесполезно. Это слишком долго, слишком утомительно – мы согласны, мы расходимся – все едино.

Жизнь не исправить с помощью словаря, и я уже жалею, что написал так, как написал. Давайте тогда скажем: вы были, и останетесь, великим человеком. Я был мальчиком, частицей огня. Я больше не мальчик, и я не могу вернуть эту страстную жизнь даже для тех, кого я люблю. Надеюсь, за оставшуюся жизнь я успею выплеснуть свой дух в дюжине книг. Надеюсь, вы доживете до их прочтения.

Я был у вас – вы меня потеряли. Я был вашим, я любил вас, я потерял вас, я люблю вас.

Больше не надо слов. Больше не надо писем. Слова исчерпаны.

Да благословит вас Господь.

Том Вулф

В отделе «Боевая Рубка» газеты «Нью-Йорк Уорлд» за 6 февраля 1930 года Франклин Пирс Адамс (F.P.A.) опубликовал письмо анонимного корреспондента из Эшвилла, в котором говорилось, что горожане «бурно осуждают» роман «Взгляни на дом свой, Ангел» и Вулфа, и заканчивалось оно замечанием, которое Вулф цитирует в этом фрагменте письма, найденном в одном из его блокнотов и, несомненно, никогда не отправленном по почте. Сам Адамс заканчивал колонку замечанием, что «все хорошие романы и большинство плохих – как говорят нам психологи [в то время это слово означало психологов или психиатров, а не, как сейчас, их пациентов], – тесно связаны с эмоциональной жизнью авторов».

Франклину Пирсу Адамсу (Ф. П. А.)

[Нью-Йорк]

[7 февраля 1930 года]

Дорогой мистер Адамс:

Мне двадцать девять лет. Я прожил 10 765 дней и ночей. Когда ваш корреспондент говорит: «Мне будет интересен роман мистера Вулфа, не столь тесно связанный с его собственной эмоциональной жизнью», – писатель не напишет его. У меня есть только эти 11 000 дней. У «мистера Вулфа», если он пишет романы дальше, на данный момент восемь или дюжина романов, которые появились в результате его 11 000 дней и ночей… Поскольку вашему корреспонденту неинтересно писать 350 слов и четверть колонки о моей книге,…

[на этом письмо обрывается]

Гомеру Уотту

Пятница

[27 февраля 1930]

Дорогой профессор Уотт:

Сегодня вечером я прочитал лекцию об американском романе, кажется, она прошла очень хорошо.

Студент по имени –, [имя удалено], который в прошлом семестре получил двойку по английскому языку за 35 баллов, хочет знать, может ли он учиться у мистера Краусса [Рассел Краусс, сменивший Вулфа на посту преподавателя в Вашингтон-сквер колледже, был стипендиатом Родса. Позже он являлся доцентом английского языка в Государственном педагогическом колледже Монтклер, штат Нью-Джерси] и будет сдавать экзамен позже, в 35 лет. Его средний балл составляет 50 или 55 процентов, что несколько выше, чем у других студентов, которые не сдали экзамен. Я соглашусь на это, думаю, что Краусс так же согласится, но я сказал ему, что окончательное решение остается за вами.

Ваш,

Том Вулф

В интервью, данном 7 января 1930 года Х. Аллену Смиту из «Юнайтед Пресс», Хью Уолпол, который в то время находился в Нью-Йорке, похвалил Вулфа в следующими словами: «Его роман настолько совершенен, насколько вообще может быть совершенен роман. Я считаю своим долгом литератора сказать что-то в его пользу. Пусть Америка проснется и прочитает его, ибо в нем есть задатки величия». 9 января Вулф отправился с Фрер-Ривзом на встречу с Уолполом и пообедал с ним. В «Геральд Трибьюн» в воскресенье, 16 марта, появилась статья Уолпола под заголовком «Лондонец в Нью-Йорке»: «Несколько недель назад у меня брала интервью очаровательная молодая леди, которая спросила мое мнение о книге мистера Вулфа «Взгляни на домой свой, ангел». Я высказал свое мнение. Книга мне очень понравилась. Я считаю ее многообещающим произведением. Через несколько дней в газете появились следующие мои слова: «Проснись, Америка! Новый гений настиг тебя! Что ж, я никогда не умолял Америку проснуться. Мне кажется, она и так уже проснулась». Прочитав это, Вулф написал Уолполу следующую записку.

Хью Уолполу

Западная 15-я улица, 27

Нью-Йорк

16 марта 1930