Заставить замолчать. Тайна элитной школы, которую скрывали 30 лет - Лэйси Кроуфорд

Я буду называть его Рик.

Он был высокого роста, почти на фут выше меня. Три вида спорта, в том числе, разумеется, хоккей. В коридорах он шаркал ногами в разные стороны, как будто расчищал себе путь. Его девушка принадлежала к числу самых прелестных созданий, которых я видела в своей жизни – резвая, веселая, сама превосходная спортсменка. Я не была знакома ни с ней, ни с ним, хотя на математике он сидел в нескольких рядах передо мной, втиснутый в парту как птеродактиль в клетку. Однажды после завтрака он сказал: «Слушай, может, поможешь мне с матанализом как-нибудь на этих днях?»

Я и не поняла, что он обращается ко мне.

«Эй, Рыжик?»

Он был таким высоким, что его голос пронесся надо мной самолетом с другого эшелона полета. Это был коридор с высоченными потолками. Готические своды, сияние стекла.

«Привет».

Он нагнал меня и приноровился к моему шагу так, что я поняла, что он действительно обращается ко мне.

«Да?»

«Я говорю, может, ты и мне поможешь с математикой этой?»

«А, да не вопрос. А в чем дело?»

«Просто мне сказали, что у тебя с этим очень хорошо получается».

Отрицать я не стала.

«Давай. Дашь мне знать».

«Может, зайдешь в гости как-нибудь?»

Я не думала о решении задачек в комнате Брофи как о «зайдешь в гости как-нибудь». От этого его выражения повеяло чем-то лишним, впрочем, зацикливаться не стоило – у него же была красивая подружка.

«Ладно».

«Просто мне сказали, что у тебя получается лучше всех».

«Ну, не совсем так».

«Ты не возражаешь против Рыжика?»

Рыжиком меня не называли никогда.

«Да вроде нормально».

«Или Лэйси. Лэйси».

«Ага».

Мне захотелось иметь более заурядное имя. Типа Лиз или Джен. Из его уст оно прозвучало бы не столь же лично, почти интимно, как мое.

«Отлично».

Его улыбка была размером с него самого. Всем телом я ощущала смутную настороженность. В сознании разразилось нечто вроде электрической бури с шипящими разрядами искр. Я не понимала, что он замыслил.

«Он не стал бы флиртовать со мной», – подумала я. Во-первых, потому, что у него есть подружка, а во-вторых, потому, что я – это всего лишь я. Но в любом случае это и не выглядело как флирт. Мне показалось, что он выдал мне нечто, что впоследствии постарается вернуть себе.

После этого он на несколько недель оставил меня в покое.

Звонок раздался поздно вечером во вторник. Я уже рассказала, кто звонил и что было дальше – вполне банальная катастрофа. Почему жертвы не кусаются, не отбиваются и не кричат? Да потому, что это жизнь, а не фильм ужасов. Я уже ложилась спать, когда ко мне постучалась одна из младших девочек по имени Стэйси.

«Тебе звонят».

Это меня испугало. Родители позвонили бы так поздно только в случае какой-то серьезной проблемы. Но, рассудила я по пути вниз в подвал, случись что-то действительно чрезвычайное, они позвонили бы миссис Фенн и попросили бы подготовить меня. Значит, это что-то другое.

Я проходила мимо удрученно поднимавшихся по лестнице младших девочек. Осенними вечерами к телефону выстраивались длинные очереди. Существовал определенный порядок, позволявший хоть как-то сократить время ожидания. Закончив разговор, нужно было повесить трубку, сразу же поднять ее снова, оставив болтаться на проводе, и бежать к следующей в очереди девочке, чтобы сказать, что она может звонить. Таким образом исключалась возможность входящих звонков. (Фойе, в котором висел телефон, было очень гулким, так что мы старались звонить оттуда поодиночке, чтобы обеспечить себе максимум приватности.) Предназначавшийся мне звонок неожиданно прошел ровно в момент, когда свой разговор закончила Стэйси. Такое случалось и всегда приводило нас в бешенство. Она ответила, и ей пришлось позвать к телефону меня – я же была классом старше.

Я взяла трубку. От нее повеяло слезами и нечищеными зубами.

«Привет, Лэйси», – сказал низкий мужской голос. И это был не голос моего папы.

«Алло?»

«Мне нужна твоя помощь. Сейчас».

Я перетряхивала свою память на голоса. Безрезультатно.

«А кто это?»

Он вроде как усмехнулся: «Это Рик».

«А, привет».

Это было странно, но, может быть, он захотел порешать задачи по телефону. Никаких веских причин заниматься этим прямо сейчас не было. Ну ладно – я ведь тоже прилежная ученица. Могу сбегать в комнату к кому-нибудь из новеньких с первого этажа, взять там блокнот и ручку и помочь ему разобраться. «А в чем дело?»

В ответ раздался какой-то горловой звук, то ли всхлип, то ли кашель, непонятно. Стало быть, до этого мне послышался не смешок. Я прижала трубку к уху поплотнее.

«Мне очень, очень нужна твоя помощь».

«В чем?»

«Это… Я расскажу тебе. Это не математика. Мне нужно поговорить с тобой. Нужно, чтобы ты подскочила. Приходи, очень тебя прошу».

«Прямо сейчас?»

«Ну, пожалуйста».

«Время позднее».

«Я понимаю. Это связано… – он внезапно притих и продолжил дрожащим голосом, – с моей мамой».

По тому, как он это сказал, я поняла – либо она умерла, либо жить ей осталось совсем недолго. Неизлечимая болезнь. Она только что сообщила ему. И теперь это огромный здоровый малый, который вот-вот потеряет мать. Меня накрыло тоской по моей собственной маме, но затем я вернулась к пониманию того, что с ней все нормально, что я ее дочка, и со мной все тоже нормально и даже чуть лучше, чем было.

«Что случилось?» – спросила я.

«Прошу тебя, просто зайди. Ну, пожалуйста. Придешь?»

До этого я никогда не выбиралась из общаги после отбоя. Я знала, что это делали другие ребята, но не очень понимала, как им удается оставаться безнаказанными. Довольно часто это им не удавалось. Целый год мы слышали, как о последствиях объявляют в церкви. Нам никогда не говорили, зачем они уходили из своего общежития, но когда объявляли имена отстраненных от занятий или исключенных, это становилось более-менее понятно. Мальчики выбирались к девочкам. Девочки выбирались к мальчикам. А куда еще было им ходить? Созерцанием звезд никто не занимался. Охранники ловили их, и они представали перед дисциплинарной комиссией, чтобы их, как это называлось у нас, дыкнули. Комиссию воглавлял мистер Гиллеспи по прозвищу Скала. Он работал в школе уже целых сто лет и, наверное, должен был остаться там еще на сто. Он преподавал химию и тренировал мальчиков по лакроссу. Его фирменным вводным упражнением перед началом сезона был забег на несколько миль по снегу в треккинговых ботинках. Поговаривали, что мальчиков рвало