Дорогой мужества - Д. Хренков

Солдаты обступили командира тесным кружком.　

— До вашего прихода служил в нашем полку Гриша Симанчук. Чудо снайпер: что ни выстрел — фашистом меньше, — рассказывал майор. — Лечится он сейчас, ранен тяжело. Теперь вот Дьяченко открыл боевой счет. Давайте поддержим его. Создадим такую команду истребителей, чтобы гитлеровцы боялись не только ходить, а даже ползать по переднему краю.　

— Зачисляйте меня в эту команду, — первым откликнулся Николай Кочубей.　

— Меня тоже, — попросил Николай Казаков.　

— А что же мне делать? — спросил Иван Денисенко. — По должности я парикмахер…　

— Фашистов брить, — засмеялись солдаты.　

— Правильно, — поддержал их командир. — Брить меткой снайперской пулей, да почище, с корнем, чтобы ни одного оккупанта не осталось на нашей советской земле.　

— А ты, Федя, бери товарищей с собой на «охоту», учи их, — уходя, посоветовал майор.　

«Учи… А сам-то я умею? Может быть, первая удача только случайность?» — с такими мыслями Дьяченко вылез на следующее утро из небольшого углубления в стене траншеи, заменявшего ему землянку. Не терпелось увеличить боевой счет и хорошенько проверить себя. 　

И вот он на заранее облюбованном месте.　

Всходило солнце. Быстро рассеивался низко стелившийся туман. «Ничейная» земля и позиция, занятая врагом, предстали перед Федей ярко освещенными. И тут же он увидел коренастого фашиста, неторопливо шагавшего в тыл.　

Дьяченко прицелился. Одинокий выстрел нарушил утреннюю тишину раскатистым эхом. Но что это? Фашист продолжал шагать так же самоуверенно и, как показалось Феде, даже насвистывая. Неужели промах? Снова выстрел! Гитлеровец остановился, осмотрелся, потом не спеша спрыгнул в ход сообщения и был таков.　

Федя с досадой и недоумением смотрел то на вражескую оборону, то на свою винтовку.　

— Кустики видишь, там вон, вдалеке? — услышал он вдруг голос за спиной. Оглянулся и встретил смеющийся взгляд старшего лейтенанта Никифорова, нового командира роты.　

— А что там? — неуверенно спросил Дьяченко.　

— Ничего. Утренний холодочек. Туда и полетели твои пули… досыпать. Время-то раннее…　

Федя стоял перед командиром смущенный. А тот допытывался:　

— С каким прицелом стрелял? Куда целился? Ну, конечно, при таких ошибках только в белый свет и палить…　

Долго беседовал Никифоров с молодым снайпером. Целую лекцию прочитал о тонкостях снайперского искусства. Рассказал о мастерах меткой стрельбы, известных всему фронту:

— Вот Пчелинцев, действующий левее нас на берегу Невы. Слышал о нем? Ему приходится вести огонь через реку на большую дальность. И всякий раз он учитывает силу и направление ветра, температуру и влажность воздуха, вносит соответствующие поправки в прицел.　

Федя недоверчиво посмотрел на Никифорова.　

— А фашист ждет, как перед фотоаппаратом, пока его «снимут»?　

— Нет, конечно. Но снайпер потому и зовется снайпером, что мгновенно и мастерски вносит необходимые поправки и стреляет только наверняка.　

И опять учился солдат. Многое он узнал, занимаясь тут же, на передовой, в школе снайперов. Больше всего пользы принесли ему, безусловно, ежедневные боевые вылазки. Оттачивался глазомер, крепла рука, накапливался опыт.　

ТРОПОЮ ГНЕВА　

7 октября 1942 года армейская газета писала:　

«Первого гитлеровца Федор Дьяченко убил 16 дней тому назад. Сегодня на его истребительном счету — 43 уничтоженных бандита».　

Сразил, истребил, уничтожил… На деле все это было гораздо сложнее, чем в короткой газетной информации. Однажды слякотным осенним утром Дьяченко вышел на «охоту» с Николаем Кочубеем. Над землей стелился туман. Видимость никудышная. Что делать?　

— Нужно пробираться поближе к расположению врага, — сказал Федя своему ученику. — В такую погоду гитлеровцы предпочитают отсиживаться в тепле. Но нет-нет да и выскочат на свежий воздух по какой-нибудь надобности.　

Его предположения оправдались. Из землянки вышли двое. Один в нижней рубашке и подтяжках, другой с полотенцем и ковшом воды.　

— Который из них поважнее? — спросил Дьяченко Кочубея.　

— Тот, что в подтяжках. Видать, офицер.　

— Точно. Его надо снять непременно. Но и второго не следует упускать. Бери на прицел денщика, но не стреляй, пока не скажу.　

Ничего не подозревавшие оккупанты под покровом тумана с наслаждением освежались холодной водой. Наблюдая за ними через оптический прицел, Федя Дьяченко язвительно комментировал:　

— Ну вот, наконец их благородие намылил свою поганую рожу. Теперь он ни биса не баче. Давай, Мыкола, снимай офицерского холуя.　

Грянул выстрел.　

— Добре стреляешь, хлопче, — похвалил Федя. — Посмотри, денщик протянул уже ноги, а намыленный офицер пока ничего не понял, все еще тянет руки, подливай, мол. Значит, тактику мы с тобой, Мыкола, выбрали правильную. Сейчас я умою этого гада.　

Меткая Федина пуля и на этот раз не пролетела мимо.　

Не всегда, конечно, фашисты вот так, сами «напрашивались на пулю». Обычно поиск снайпера связан с многими трудностями и большой опасностью. Федор Трофимович и по сей день помнит, как он и Николай Казаков подстерегали фашистов, восстанавливавших дот… Одна из огневых точек врага оказалась очень живучей. Артиллеристы не раз разрушали ее, но гитлеровцы снова восстанавливали. После очередного артобстрела, разрушившего вражеский дот, командир полка вызвал Дьяченко и Казакова.　

— Вот что, орлы, — сказал он. — Фашисты опять попытаются восстановить дот. Допустить этого нельзя.　

Ночью Дьяченко и Казаков выбрались на «ничейную» землю, оборудовали и тщательно замаскировали огневую позицию и замерли, не выдавая себя ни единым шорохом.　

Прошла ночь. В стане врага — тихо, никаких признаков, что дот восстанавливается. Не принесло перемен и утро. На подходах к доту — ни души. Нервы Николая Казакова начали сдавать. Охватило беспокойство и Федю, но он держался и шепотом успокаивал товарища:　

— Терпи. Не может быть, чтобы не появились.　

Прошел еще час или больше, и вдруг снайперы увидели… движущееся бревно, Тех, кто нес его, не видно. Казаков припал к прицелу.　

— Не спеши, Мыкода, — прошептал Дьяченко. — Возле дота траншея непременно должна быть подразрушена нашими минами. Видишь, там бруствер обвалился. Как только они дойдут до этого места, покажутся над траншеей, так и ударим.　

— Хорошо, — так же тихо отвечает Казаков.　

— А которого первым нужно снять? — не унимался Дьяченко, словно находился на занятиях в школе снайперов.　

— По-моему, переднего.　

— Голова… Задний сразу же поймет, в чем дело, и нырнет в траншею. Нужно его сначала…　

Грянул выстрел Казакова. Гитлеровец, шедший последним, рухнул. Второй подумал, что его напарник споткнулся, стал неистово ругаться. Федина пуля заставила и его замолчать.　

И опять стрелки лежат тихо-тихо, будто их и нет совсем. Часа через четыре у дота появился вражеский офицер. Меткая пуля настигла его там же, где валялось бревно и два незадачливых носильщика.　

Помнится Федору Трофимовичу и поединок с фашистским снайпером. Пришел как-то к нему командир соседней роты, просит:　

— Помоги, Дьяченко. Появился на нашем участке вражеский снайпер. Видать, опытный, хитрющий. Траншея у нас в одном