Леонид Андреев: Герцог Лоренцо - Павел Валерьевич Басинский

Кого же он целовал в гостиной?

За неделю до этой сцены, достойной пера романиста XVIII века, он “экспромтом” объяснялся в любви Елизавете Михайловне…

Конечно, сестры между собой обсуждали его поведение. Знали они и об Антоновой. И о том, что у него, как он выразился в дневнике, “одних знакомых барышень перевалило за четвертый десяток”. Некоторым из них он отводит в дневнике отдельные номера и дает краткие характеристики:

№ 1. Людмила Павловна Скворцова (“нешуточная любовь”);

№ 2. Зинаида Павловна Терпигорева (“странная история”);

№ 3. Вера Николаевна Ильина (“самый оригинальный нумер”).

Шурочка стоит под № 4. За ней – Наталья Лаврентьевна Жданова.

Завтра у меня будут она и Шурочка.

Уюта нет

В то же время он серьезно думает о женитьбе:

Мне надоело пялить глаза на чужих женщин: я хочу иметь свою. Чтобы не боясь, не стыдясь, не скрываясь любить и быть любимым. Мне хочется, чтобы всегда была возле меня грудь, на которой я мог бы отдохнуть от вечной душевной каторги.

В душе он всегда оставался домоседом, поклонником уюта и тесного семейного круга. Весь тот ужас, в котором он пребывал в Петербурге, а потом в Москве в годы учебы, во многом объясняется именно отсутствием дома как наиболее органичной для него среды обитания.

Продав свой дом в Орле, семья Андреевых немало помыкалась по Москве, меняя одну съемную квартиру за другой. Но как только возникла первая возможность, они в начале 1897 года сняли отдельный дом, о чем Леонид радостно сообщал в письме родственникам Пановым: “Мы наняли очень маленький и миленький домик – не столько, впрочем, миленький, сколько маленький”. Там их нещадно кусали блохи, но зато был собственный клозет, о чем он также с радостной иронией написал Пановым:

Одно несомненное достоинство квартиры – некое помещение, весьма необходимое – теплое. Надо сказать, что в той квартире оно было холодное и находилось в четверти часа ходьбы от жилья, что значительно затрудняло сношения с ним.

О другом, более просторном доме на Большой Грузинской, куда Андреев с матерью, сестрами, братьями и молодой женой переехал в 1902 году, вспоминал писатель Георгий Чулков:

Жил тогда Л.Н.Андреев в Грузинах. Быт вокруг него был старомосковский, среднеинтеллигентский. Мать Леонида Николаевича, гостеприимная и радушная хозяйка; покойная первая жена его, юная и милая, веселая и нежная; сестра и братья, обожавшие старшего брата, который был, кстати сказать, главою дома после смерти отца, – все это было немного старомодно, немного провинциально. И вся семья с добродушным восхищением и ревнивою гордостью следила за возраставшею славою любимого Леонида.

Но этого будущего Андреева трудно было предугадать в том, кто мог позволить себе в пьяном виде явиться к Добровым и целовать в шею несовершеннолетнюю Шурочку. Когда девушка поняла, что она одна из многих и притом не первая в очереди, перед ней встал довольно сложный выбор. Против этого брака были все Добровы-Велигорские. Решительнее всех – Ефросинья Варфоломеевна. Она особенно любила младшую дочь Шурочку после того, как две старших вышли замуж. Причин согласиться на такой брак могло быть только две. Или невероятная любовь Шурочки, или серьезная перемена в личности ее жениха.

Или – и то, и то.

Душа и тело

В конце 1897 года Андреев – помощник адвоката. Он даже выступает на некоторых судебных заседаниях, когда его патрон считает дело не столь важным, чтобы присутствовать самому.

С Антоновой кончено. Все же, случайно встретившись с ней где-нибудь на Арбате, он потом впадает в депрессию и прибегает к испытанному способу избавления от нее – водке. Но это кратковременные затмения. В состоянии трезвости он свободен от двух крайностей, к которым склонен, – самобичевания и гордости. Он спокойно нравится самому себе.

Пополневший, покрасовевший, я приобрел, кроме того, ту вечно ускользающую от меня самоуверенность, которой люди обязаны бывают сознанию своей добродетели и которая отношения с близкими делает легкими и приятными. Без особого труда я поддерживаю новые знакомства, всюду оставляя после себя впечатление весьма милого, умного и красноречивого молодого человека.

И вот бы как раз – жениться.

Но сначала его выбор падает не на Шурочку, которая еще слишком молода, а на Наталью Лаврентьевну Жданову.

Хорошенькая, стройная, со скромным личиком и прической. Говорит мало, смеется задушевно. Голос – красивый, низкий контральто очаровал меня. Курсистка, но до нынешнего года почти безвыездно жила в деревне. В ней чувствуется деревенская свежесть и неизломанность.

Беда в том, что в “Наташе” он искал все тот же женский идеал, который пытался найти в Сибилевой и Антоновой, да и в любой девушке. Свежая, неиспорченная… Не только в плотском понимании, но и в смысле посторонних влияний. Однако ни Сибилева, ни Антонова под эти критерии не подходили. Первая была слишком своенравна, а вторая – слишком подвержена влиянию матери.

Со Ждановой получилось еще хуже. Она легко поверила всем сплетням, которые распускали об Андрееве его “друзья” и многие из которых были не вымыслом, а правдой.

На письмо Андреева с категорическим требованием ответить “да” или “нет” Жданова отвечала уклончиво, а затем вовсе возвратила ему письмо без комментариев.

С Шурочкой все было иначе.

Известные фотографии представляют нам ее внешность, когда она уже стала женой Андреева. Но они статичны и не передают изменений ее лица. Поэтому важно описание ее внешности, которое сделал сам Андреев за два года до их свадьбы в многостраничном эссе “Александра Михайловна Велиегорская (так. – П.Б.). Опыт характеристики”. Эссе писалось специально для Шурочки, поэтому легко представить, как долго она потом рассматривала себя в зеркале, прочитав эти строки:

Александра Михайловна Виелигорская – 19 лет, гимназистка. Рост средний, наиболее подходящий для женщины; стройна и гибка, хотя не обладает классическою правильностью сложения. Походка мелкая, быстрая, легкая и уверенная. Черты лица сильно неправильные, производящие впечатление остроты. Лоб, большой для женщины, широкий; волосы не густые, но мягкие, блестящие, по цвету приближающиеся к черным. Глаза небольшие, слегка монгольского типа, темные, с теплым коричневым оттенком, живые, думающие, легко меняющие выражение. Бывают блестящими, когда говорит или смеется; сильно тускнеют в минуту безразличия или раздумья; становятся неприятными, мелочно-злыми, когда сердится. Нос узкий, почти без переносицы – наиболее некрасивая часть лица. Самая красивая – рот, несколько большой, но с характерным изгибом тонких розовых губ