Создатели Красной армии - Владимир Робертович Анищенков

В 1937 году вернулся и граф А.А. Игнатьев. «Вот вы его и заслужили, но не думайте, что это одной лишь сдачей подведомственных вам миллионов Красину[76]. Были же в русской армии и кроме вас честные офицеры, которые не тронули бы казенных денег. Ну, а уж остаться с нами, после того как мы вас сразу к себе не взяли, – вот это и раскрыло нам на вас глаза!»[77]

По возвращении А.А. Игнатьев работал старшим инспектором в Управлении военно-учебных заведений. С октября 1942 года старшим редактором военно-исторической литературы Военного издательства Наркомата обороны. Именно по его предложению в 1943 году в Москве были созданы кадетские корпуса, названные суворовскими.

Возвращению погон в Красную армию тоже в немалой степени способствовал красный граф, полковник царской армии и генерал-лейтенант советской Алексей Алексеевич Игнатьев.

Поддержали большевиков некоторые генштабисты, находившиеся за рубежом. Так, состоявший при российском посольстве в Северо-Американских Соединенных Штатах полковник И.И. Чубаков опубликовал 5 февраля 1918 года в вашингтонской газете «Ивнинг Стар» статью, в которой, обращаясь к американцам, отмечал, что во главе советской России стоит подлинно народное правительство.

После Великой Отечественной еще одна волна белогвардейцев вернулась на Родину.

Нередко по разные стороны баррикад оказывались даже близкие родственники. Служивший на белом Юге генерал Петр Семенович Махров вспоминал о получении на фронте весточки от своего родного брата Николая Семеновича Махрова (тоже генерала), оказавшегося в Красной армии:

«– Так где же мой брат?

– Он командует бригадой в 28-й стрелковой дивизии, которая действует на севере под Царицыном против армии генерала Врангеля. В одном из последних боев я предупредил Николая Семеновича, что решил перейти на сторону белых. Вот он и дал мне поручение передать Вам и Вашему брату Василию Семеновичу свой привет и сказать, что он сам перейти не может, так как его жена Наталья Даниловна и дочь Тамара объявлены заложницами. Мы с Николаем Семеновичем большие друзья. Несчастный он человек! Им пользуются как военным “спецом”, и к нему приставлен комиссар, который следит за каждым его шагом.

Меня эта весть очень взволновала. Я вспомнил, как 26 июля мне сказал старик, сидевший на берегу Волги у маленькой церковки: “Брат на брата пошел… Светопреставление!” В данное время нас с Николаем разделяло пространство в 50 верст. Мы всем сердцем любили друг друга, но судьбой вынуждены идти один против другого, как враги»[78].

Сохранилась радиограмма Николая Николаевича Петина своему однокашнику по академии генералу П.С. Махрову, в которой он сообщал о своем переходе на сторону советской власти: «Я принимаю за личное для себя оскорбление Ваше предположение, что я могу служить на высоком ответственном посту в Красной армии не по совести, а по каким-либо другим соображениям. Поверьте, что если бы я после тяжелых переживаний не прозрел, то находился бы либо на Вашей стороне, либо в тюрьме или концентрационном лагере. […] Я решил, что ничто не может оторвать меня от народа, и отправился с оставшимися сотрудниками и имуществом штаба фронта в страшную для нас в то время, но вместе с сим родную Советскую Россию. Может быть, Вы по-прежнему думаете, что в России все военспецы работают по принуждению под страхом расстрела, но такое заблуждение допустимо лишь рядовому офицерству, которое, насколько мне известно, Вы держите в полной слепоте. Для Вас же, занимающего столь ответственную должность, как должность начальника штаба армии, и пользующегося всеми средствами разведки как агентурной, так и при посредстве иностранной прессы, должна была давно уже открыться картина истинного положения страны. И я только удивлялся, как Вы, более других возмущавшийся в дни первой революции бесправием рабочего класса, до сего времени стоите в рядах злейших врагов народа»[79].

Песня Игоря Талькова «Бывший подъесаул» со словами: «Ты пошел воевать за народную власть со своим же народом» была написана в назидание красным командирам, но в большей степени она относится к белогвардейцам, потому что народ больше сочувствовал красным, чем белым.

Один из военспецов писал генералу А.И. Деникину в эмиграцию: «Но вот Гражданская война кончилась, и мы остались одни лицом к лицу, с одной стороны, к чуждому нам укладу жизни и службы, с другой стороны – перед грозной внешней опасностью, угрожающей России со всех сторон. Этими обстоятельствами определился наш подход к вопросу дальнейшей работы. Пусть Вас не удивляет, что подавляющее большинство, не исключая даже тех, которые оказали в прежнее время серьезные услуги белому движению и счастливо уцелели, теперь служат Красной армии по совести. Вы должны понять, что Россия ведь осталась, а защищать ее от внешних врагов, кроме Красной армии, больше некому. А враги сильны и многочисленны, и, как Вы сами хорошо знаете, заинтересованы не в том, какой в России строй, а в ее ослаблении. Не советскую власть собираются они свергать, а под тем или иным предлогом отнимать у нас Белоруссию, Украину, Новороссию, дальневосточные земли, хлебные, рыбные, угольные и нефтеносные источники. А если урезанная, голодная, нищая и никому не страшная тогда Россия будет управляться коммунистической властью – им наплевать! Пусть гниет – им спокойнее, им способнее будет переваривать добычу».

В эмиграции эта политика «союзников» становилась все более очевидной. Этот взгляд наиболее ярко проявился в словах великого князя Александра Михайловича Романова, близкого родственника императора Николая Второго, одного из создателей русского воздушного флота: «По-видимому, “союзники” собираются превратить Россию в британскую колонию, писал Троцкий в одной из своих прокламаций в Красной армии. И разве на этот раз он не был прав? Инспирируемое сэром Генрихом Детердингом (британский “нефтяной король”. – Вадим Кожинов), или же следуя просто старой программе Дизраэли-Биконсфилда (влиятельнейший государственный деятель Великобритании в 1840—1870-х годах. – Вадим Кожинов), британское министерство иностранных дел обнаруживало дерзкое намерение нанести России смертельный удар… Вершители европейских судеб, по-видимому, восхищались своею собственною изобретательностью: они надеялись одним ударом убить и большевиков, и возможность возрождения сильной России. Положение вождей Белого движения стало невозможным. С одной стороны, делая вид, что они не замечают интриг союзников, они призывали… к священной борьбе против Советов, с другой стороны – на страже русских национальных интересов стоял не кто иной, как интернационалист Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи»[80].

Выводы адмирала А.М. Романова особенно важны как представителя императорской фамилии, внука императора Николая Первого и настоящего русского солдата: «Мне пришло в голову, что, хотя я и не большевик, однако не мог согласиться со своими родственниками и знакомыми и безоглядно клеймить все, что делается Советами только потому, что это делается Советами. Никто не спорит, они убили трех моих родных