Первое ракетное соединение нашей страны - Сергей Леонидович Зубович

Для начала отделения боковой радио коррекции (БРК) были отведены с точек в расположение полевой дислокации дивизионов. Задумка состояла в том, что в случае объявления тревоги дивизион БРК совершит марш и успеет занять боевую позицию. Правда, даже нам, молодым лейтенантам, было ясно, что совершение 60-тикилометрового марша колонной специальной техники, составляло определённую сложность, учитывая трудно проходимые лесные дороги, особенно в дождливую погоду, которая имела место почти каждый день. Однако правила игры задавались не нами и даже не нашими непосредственными командирами.

Пятая батарея второго стартового дивизиона, где я служил, имела на редкость уравновешенный коллектив офицеров. Тон задавал комбат капитан Виктор Гранкин. Это был сероглазый, внешне спокойный, улыбчивый человек, но с железной хваткой, особенно, когда дело касалось боеготовности, судеб подчинённых ему людей, службы и быта всего его личного состава. Имел он к тому времени уже основательную житейскую мудрость и обычно всегда находил правильные решения вопросов в очень сложных ситуациях. Его опыт стартовика, прошедшего службу на ракетном полигоне Капустин Яр, был просто бесценным учебным пособием для всех наших офицеров и солдат.

Начальником стартового отделения нашей батареи являлся лейтенант, молодой по званию, но уже опытный специалист-ракетчик, Василий Олесь. Это тот самый Олесь, который затем стал начальником штаба ракетной дивизии в посёлке Ясное (Оренбургская область). Худощавый, поджарый, сероглазый Василий был исключительно остроумным человеком, но и командовать умел умело и грамотно, не сюсюкал с подчинёнными, но об их быте заботился на все, как говорится, сто процентов. Его жёсткой и принципиальной оценки каких-то фактов служебной деятельности побаивались даже наши начальники.

Начальником двигательного отделения был Вениамин Абрамов. В нём просматривалась природная мягкость интеллигентного человека. Правда, он её пытался скрывать, считая покладистость неуместной в довольно-таки суровых, армейских (с ракетным уклоном) условиях жизни. Специалистом он был отменным, имел высшее образование, но вот служба у него как-то не складывалась.

Должность начальника электроогневого отделения занимал старший лейтенант Вячеслав Калинин. Высокий, стройный парень, дамский сердцеед, анекдотчик, душа любого застолья и мастер преферанса, но специальность свою знал прекрасно и службу правил очень хорошо.

Несколько слов о преферансе, об этой не игре, как мы тогда говорили, а науке. По большому счёту РВСН должны поставить памятник тому, кто придумал сие увлекательнейшее времяпрепровождение, если в нём, конечно, отсутствовал элемент обмана и наживы. Преферанс спасал от смертной тоски и глубоких депрессий многие поколения ракетчиков, особенно на самой ранней стадии становления РВСН.

Помню, как урезонивал командир дивизиона подполковник, фронтовик Чуняев замполита капитана Зайцева. В офицерском общежитии, созданного путём разделения сборно-щитовой (как её мы окрестили – сборно-щелевой) казармы на клетушки, слышимость была абсолютной. Замполит стучал в дверь и требовал её открыть. Проходивший мимо общежития подполковник Чуняев одёрнул капитана за руку и сказал:

– Слушай, Зайцев, оставь ты, ради Бога, их в покое.

– Так они, товарищ подполковник, в карты играют и спирт пьют.

– Давай, замполит, – перейдя на шёпот, сказал командир дивизиона, – пойдём ко мне, выпьем немного, посидим…

Середина августа в прибалтийских лесах – это уже настоящая осень, а в 1959 году, вообще, над нами «разверзлись хляби небесные». Непрерывные и холодно-нудные дожди превратили лесные дороги в непроходимые огромные лужи, в наших палатках стояла вода по щиколотку, техника, несмотря на постоянно проводимые парковые дни, потихоньку ржавела. Сидение в лесу постепенно превратилось в самоцель, становясь непонятным всему личному составу. Тонус людей падал. Даже вопросы примитивного быта для солдат и офицеров становились неразрешимыми. О бане не было и речи. Командиры по субботам. загоняли голых солдат в речку Дейму с кусочком мыла – видимость помывки. Это привело к массовому заболеванию – фурункулёз. Воинская дисциплина падала.

Однако, невзирая на «тяготы и лишения военной службы», молодые и отчаянные офицеры находили выход и здесь.

Когда личный состав после отбоя затихал, в наших палатках начиналось движение. Направление движения лейтенантов имело вектор на Дейму. Это внешне было похоже на всеобщую любовь к ночным купаниям в свинцовых водах прибалтийской реки. Суть же заключалась в том, что, переплыв реку, можно было оказаться в городке, правда, после двухчасового марш-броска. Схема отличалась простотой и находчивостью. На противоположном берегу Деймы (под заветным кустиком) лежали спортивный костюм и кроссовки, а бег по пересечённой местности для офицеров, подготовленных в «кузницах» маршала Жукова, был так же естественным, как обычное дыхание.

Напомню, что по приказу министра обороны Г. К. Жукова существовал обязательный ежедневный, как правило, перед обедом в течение целого часа бег вперемежку с ходьбой для всех военнослужащих (от рядового солдата до командира полка).

Таким образом, ночь распадалась по схеме «туда – там – оттуда» на следующие этапы. Заплыв, марш-бросок, общение с девушкой, женщиной, уж как кому повезёт, затем в обратном направлении марш-бросок, снова заплыв, с таким расчётом, чтобы точно в срок успеть на утренний развод.

Ничего не попишешь: молодость, энергия, желания.

Несколько циклов такого «офицерского многоборья» в течение месяца приводили лейтенанта в состояние душевного равновесия, в сочетании с измотанностью и лёгким головокружением. «Батя», командир дивизиона, конечно, знал об этих супермарафонах, но как офицер-фронтовик совершенно отчётливо понимал нужность подобной разрядки, не предпринимая никаких суровых мер, в отличие от штабников, которые сочиняли и присылали нам грозные приказы, указания, директивы, находясь, при этом, заметьте, рядом с любимой женщиной и в тёплых квартирах.

Дейма – не широкая, не бурная река,

Ежедневный утренний развод,

Но преградой лейтенантам всё ж была.

Он без лейтенантов не пройдёт.

Смею утверждать, что те самоволки не являлись результатом нашей несознательности, разболтанности или легкомыслия. Они происходили после трезвого анализа боеготовности дивизиона. Если состояние лесных осенних дорог оценивать не по штабной карте, а, исходя из реальной обстановки и возможностей нашей техники, то ГЧ к ракетам могли поступить к нам с баз их хранения в лучшем случае через 12 часов. Обычная же их доставка составляла около 20 часов. За это время из городка можно даже доползти.

Конечно, копился опыт несения боевого дежурства, выявлялись недостатки, проводились уточнения, доработки, но то, что на самых первых порах существования РВСН игнорировался и человек, и его нужды, было очевидным. Впоследствии об этом самом человеческом факторе напишут десятки диссертаций, разработают сотни методик и рекомендаций, но то, что было, то было: «ребёнок», т. е. Ракетные войска стратегического назначения, рождался в полевых условиях, в муках и, к сожалению, повторяя ошибки прошлого.

Первая ошибка – это желание «шило в мешке утаить». Жить и служить ракетчикам приходилось в глухомани, вдали от транспортных и электрических магистралей, без линий связи, а порой и почты. Практически всё приходилось строить в отрыве от мало-мальски нормальной житейской и нфрастру кт у ры хотя бы небольшого города и ли посёлка. Военные городки возводились без соблюдения норм водоснабжения, канализации, снабжения их продуктами питания, промышленными товарами, а также ГСМ. Жизнь в таких городках при совершенно примитивном быте приводила к огромным расходам, отнимала много сил, времени и энергии за счёт, естественно же, снижения уровня боеготовности частей и подразделений.

Вторая ошибка – это стремление прикрыть несовершенство системы боевого управления и плохое состояние дорог подъезда к позиционным районам излишним и просто бессмысленным сидением боевых расчётов на точках, что откровенно смахивало на показуху.

Третья ошибка – это, по моему, главная из всех перечисленных мной заключалась в том, что эти «посиделки» решали лишь политические задачи, от командования почти никак не зависящие. Объяснять же личному составу приходилось, отталкиваясь от концепции самой, что ни на есть реальной боеготовности и ответственности за неё перед страной. Однако люди всё видели и воспринимали конкретную обстановку, и им подобные объяснения казались некомпетентностью и недальновидностью своего командования. А уж молодые лейтенанты пытались запросто решать свои проблемы, доходя и до обращения непосредственно к министру обороны.

Потом-то и мы начали понимать глубинную подоплеку некоторых решений (например, Карибский кризис 1962 года заставил призадуматься), но откровенную бестолковщину, рождаемую «принципом», чтобы служба мёдом не казалась, я, имеющий 39 лет службы в рядах Вооружённых Сил, да и многие мои сослуживцы, понять не можем.

В конце октября 1959 года, после учений, которые показали, что даже при максимальной самоотверженности и самоотдаче всех боевых расчётов, необустроенность позиционных районов ведёт к задержке выполнения поставленных задач. Тогда дивизионы отвели на «зимние квартиры», а на точках закипело строительство.

В Гвардейске мы заняли половину военного городка