Сталин против Гитлера: поэт против художника - Сергей Владимирович Кормилицын

не принимая его всерьез, – я понял, что, конечно, убил бы его, если бы получил такую возможность, но лично к нему вражды не испытываю. В нем явно есть нечто глубоко привлекательное. Это заметно и при взгляде на его фотографии, и я особенно рекомендую фотографию, открывающую издание «Херста энд Блэкетта», на которой Гитлер запечатлен в более ранние годы чернорубашечником. У него трагическое, несчастное, как у собаки, выражение лица, лицо человека, страдающего от невыносимых несправедливостей. Это, лишь более мужественное, выражение лица распятого Христа, столь часто встречающееся на картинах, и почти наверняка Гитлер таким себя и видит. Об исконной, сугубо личной причине его обиды на мир можно лишь гадать, но в любом случае обида налицо. Он мученик, жертва, Прометей, прикованный к скале, идущий на смерть герой, который бьется одной рукой в последнем неравном бою. Если бы ему надо было убить мышь, он сумел бы создать впечатление, что это дракон. Чувствуется, что, подобно Наполеону, он бросает вызов судьбе, обречен на поражение и все же почему-то достоин победы. Притягательность такого образа, конечно, велика, об этом свидетельствует добрая половина фильмов на подобную тему.

Он также постиг лживость гедонистического отношения к жизни. Со времен последней войны почти все западные интеллектуалы и, конечно, все «прогрессивные» основывались на молчаливом признании того, что люди только об одном и мечтают – жить спокойно, безопасно и не знать боли. При таком взгляде на жизнь нет места, например, для патриотизма и военных доблестей. Социалист огорчается, застав своих детей за игрой в солдатики, но он никогда не сможет придумать, чем же заменить оловянных солдатиков; оловянные пацифисты явно не подойдут. Гитлер, лучше других постигший это своим мрачным умом, знает, что людям нужны не только комфорт, безопасность, короткий рабочий день, гигиена, контроль рождаемости и вообще здравый смысл; они также хотят, иногда по крайней мере, борьбы и самопожертвования, не говоря уже о барабанах, флагах и парадных изъявлениях преданности. Фашизм и нацизм, какими бы они ни были в экономическом плане, психологически гораздо более действенны, чем любая гедонистическая концепция жизни. То же самое, видимо, относится и к сталинскому казарменному варианту социализма. Все три великих диктатора упрочили свою власть, возложив непомерные тяготы на свои народы. В то время как социализм и даже капитализм, хотя и не так щедро, сулят людям: «У вас будет хорошая жизнь», Гитлер сказал им: «Я предлагаю вам борьбу, опасность и смерть»; и в результате вся нация бросилась к его ногам. Возможно, потом они устанут от всего этого, и их настроение изменится, как случилось в конце прошлой войны. После нескольких лет бойни и голода «Наибольшее счастье для наибольшего числа людей» – подходящий лозунг, но сейчас популярнее «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца». Коль скоро мы вступили в борьбу с человеком, провозгласившим подобное, нам нельзя недооценивать эмоциональную силу такого призыва.

Джордж Оруэлл, 1940 год

Отто Штрассер рассказывает, что главной причиной создания этой книги было нежелание товарищей Гитлера по заключению выслушивать его бесконечные монологи. Поэтому они посоветовали ему изложить все, о чем он думает, в письменной форме, чтобы сохранить гениальные откровения Вождя для потомков. Гитлер углубился в работу, а они вздохнули спокойно: ему стало не до речей. Работа над книгой, ставшей позднее культовой, началась в июне 1924 года и велась лихорадочными темпами: первая часть была вчерне продиктована уже через 3,5 месяца. Надо сказать, что по форме она довольно примитивна и сумбурна. Биографические фрагменты мешаются с оголтелыми нападками на евреев и социал-демократов, откровенно марксистские лозунги – с критикой профсоюзов и откровениями относительно идеального государственного и общественного устройства. Честно говоря, единственной по-настоящему здравой частью книги можно назвать только фрагмент, посвященный военной пропаганде. Вторая часть была написана уже после выхода Гитлера из заключения в 1925–1927 годах, но тоже не отличается стройностью изложения. Впрочем, как считает публицист А. Пученков: «Книга с самого начала была ориентирована именно на коммерческий успех: она должна была быть написана в лозунговой форме, быть ориентированной на возможно более массовую аудиторию. Поэтому не является случайным то, что первое – авторское – название книги – «Четыре с половиной года борьбы против лжи, трусости и глупости» – было заменено на более краткое и выразительное «Моя борьба». Популярность Гитлера сделала его сочинение бестселлером: к 1932 году было продано 5,2 млн экземпляров; книга была переведена на 11 языков. Всем молодоженам в Германии навязывали покупку одного экземпляра сочинения Гитлера. Благодаря «Mein Kampf» лидер нацистов стал миллионером. Первоначальный успех книги объясняется, по-видимому, массовым психозом, который сложился к середине 20-х годов вокруг фигуры лидера НСДАП Адольфа Гитлера, тем ореолом мессии, который он искусно раздувал вокруг своего имени. Сама же книга не содержала ничего сенсационного, что с удивлением констатировал уже первый читатель работы Гитлера – издатель «Mein КатрР Макс Аман»[61].

Самое забавное, что глава НСДАП действительно не сказал на ее страницах ничего нового. Остается только удивляться, что сегодня его творение запрещено к продаже. Это лишь создает вокруг никчемной, в общем-то, книги нездоровый ажиотаж. Это при том-то, что большинство доморощенных нацистов вряд ли знают историю начала XX века достаточно хорошо, чтобы понять две трети ее пассажей. Другое дело, что идеи Гитлера, изложенные в «Моей борьбе», упали на благодатную почву и дали обильные всходы. Гитлер писал о реванше в войне, о безоговорочном превосходстве немцев над любым другим народом мира. А главное – предлагал общего, зримого врага, в которого можно было бросить камень. Врага, для борьбы с которым не нужно сильной армии, но который всегда рядом, – евреев. Добавить чисто гитлеровскую эмоциональность и своеобразный «рваный» стилистический строй книги, превращающий ее из литературного произведения в подобие священного бреда – литературный прием, на ту пору еще ни разу не применявшийся и только в 80-е годы XX века получивший популярность среди литераторов, – и вот он, пожалуй, секрет популярности этой книги.

Провал путча 1923 года, как это ни странно, помог Гитлеру. Заставил его остановиться и задуматься, является ли революционный путь, путь террора и насилия, единственным путем прихода партии к власти. По здравом размышлении отставной ефрейтор понял, что, заигравшись в борьбу с левыми противниками партии, он, на беду, принял отчасти их правила игры. Поэтому из Ландсберга, освобожденный досрочно по амнистии, вышел совсем не тот Гитлер, что был водворен в камеру. Новый Адольф был свято уверен, что прийти к власти и удержать ее в руках можно лишь в том случае, если она получена законным путем. Мало того.