Данияр. Не буду твоей невестой - Мария Зайцева

приезжаем быстро. Здание невысокое, старое и выкрашено в нежные тона: белый и голубой. Без излишней помпезности, но красиво. На колоннах изображение соединённых колец, к деревянным дверям ведет лестница, перед которой я замираю в волнении.

— А если нам откажут в регистрации? — сжимаю руку Данияра. — Очередь ведь, заявление надо подавать и всё такое.

Внезапно я осознаю, что понятия не имею о всей этой процедуре. Это в кино, наверное, только молодые, решив спонтанно пожениться, приходят в ЗАГС, и их сразу женят. А на самом деле всё вряд ли так просто.

— Всё решим, Мадина, — улыбается Байматов. — Если ты не передумала, конечно. Но если так, если ты пока не готова, то только скажи.

— И ты так просто тогда от меня откажешься, Байматов? — подначиваю его, глядя в глаза.

— Нет, — усмехается он, подмигивая. — Назад дороги у тебя уже давно нет, Мадина, ты понимаешь же? Но я ведь должен был это сказать, правда?

Напряжение почти отпускает от его искренней улыбки, и я смеюсь. Хочется в шутку даже стукнуть его в плечо, но вместо этого я тянусь к его губам за поцелуем, а потом мы вместе уверенно шагаем к дверям Дворца бракосочетания.

В просторном красивом холле, отделанном белым с золотом мрамором, Данияр оставляет меня минут на десять, сам скрывается за дверью администратора. Я замираю в этой глянцевой торжественной красоте, в этой тишине, в которой слышны только мои дыхание и сердцебиение.

Данияр выходит с широкой улыбкой и направляется ко мне, и едва он успевает взять меня за руку, как из кабинета администратора вслед за ним выходит женщина в строгом сером костюме, отпирает высокие белые двери и приглашает проследовать за ней через пару минут.

Я чувствую, как теплеет моя ладонь в руке Данияра, когда он ведёт меня к распахнутым дверям красивого торжественного зала. Начинает негромко играть красивая музыка, пока мы идём по идеально гладкому, глянцевому полу.

Регистратор улыбается, когда останавливаемся у её стола, продолжая держаться за рука. Она зачитывает стандартные слова, а я слышу их будто издалека. Только его дыхание рядом и пальцы, чуть сильнее сжимающие мои.

— Согласны ли вы…?

— Да, — отвечает Байматов так уверенно, что меня окатывает волной тепла.

— Да, — говорю и я, и вдруг хочется смеяться и плакать одновременно.

Мы расписываемся. Обмениваемся кольцами, которые Данияр достаёт из маленькой бархатной коробочки. И всё словно в момент меняется — будто мир вокруг становится чуть тише и мягче. Прозрачнее. Добрее. Счастливее.

Только мы вдвоём в огромном пустом зале. Ещё администратор, но она словно за стеклом, когда Данияр надевает на мой палец кольцо, а потом целует. Нежно, с лёгкой дрожью и с обещанием.

В машине, когда едем обратно, он молчит, но пальцы его лежат на моей коленке, и от этого прикосновения у меня всё внутри горит. Я ловлю взгляд своего теперь уже мужа, когда мы останавливаемся на светофоре, и понимаю, что он тоже уже не думает о дороге.

Все это время, с того момента, когда я сказала ему “да” во дворе университета, мы, конечно, не за ручки держась ходили. Данияр меня целовал, пользуясь своим правом жениха, так жадно и долго, что голова кружилась, а сердце вылетало из груди. И обнимал, так, как мужчина обнимает ту, что теперь принадлежит ему. И слова говорил… Всякие. От них у меня щеки краснели, и в голове все плыло.

Но он ни разу не пытался как-то расширить наши отношения, не намекал, что хочет, чтоб я пригласила его в дом, чтоб накормила, например, ужином… Или завтраком.

Ничего этого не было.

Нас никто не контролировал, Москва — город свободы, но Байматов словно нарочно строго соблюдал законы нашей родины.

Ждал.

И вот теперь… Теперь у него все права есть, перед законом. У нас штамп в паспорте. Мы — муж и жена.

Осознавать это странно и волнительно.

В моей квартире, едва дверь закрывается за нами, Данияр притягивает меня к себе так, что я теряю опору. Смотрит в глаза так проникновенно, будто в самую душу проникает. И во взгляде этом его пылает такой пожар, что я задыхаться начинаю.

— Ты теперь моя жена, Мадина, — говорит негромко, и голос его оказывается неожиданно хриплым. — Вся моя. Вся…

— Вся, — вязну в его тёмных омутах. Растворяюсь. Чувствую, как всё тело огнём наливается, от него заражаясь. Дышать становится тяжело, во рту пересыхает.

— И ты не представляешь, как долго я ждал этого момента, и как непросто мне было…

— Знаю, — сглатываю, ощущая, как кончики пальцев начинает покалывать.

— А значит, знаешь, что я сейчас готов сделать с тобой? Помнишь, говорил тебе… Я… Я был груб. Но не врал. — Голос его становится ещё ниже. Звучит словно бархат, скользящий по коже. Нежно и волнующе.

— Я все помню… — я, и в самом деле, все помню. Каждое слово. Каждый вздох. И теперь они в моей памяти совсем по-другому звучат… Потому и говорю то, что хочется мне, — сделай, — выдыхаю едва-едва, но он слышит. — Сделай, муж мой.

Больше слов нам не нужно. Данияр целует меня. И поцелуй этот получается горячим, глубоким, жадным, но бережным. Мы медленно, будто боясь спугнуть момент, идём к спальне.

Его руки уверенные, но осторожные. Моё сердце колотится, как тогда, в первый раз, когда мы встретились взглядами. Но теперь я не хочу отводить глаза.

Смотреть хочу.

Данияр отпускает меня, только чтоб снять одежду. И так быстро это делает, что буквально ослепляет: невероятно… Голый торс, сильные мышцы, и живот плоский, поджарый. И дорожка волос — вниз… Ох, стыдно!

Но смотрю, смотрю…

Я — жена теперь. Я имею право смотреть на своего мужа.

— Хочу на тебя смотреть… — говорит Данияр, подаваясь ко мне всем телом и ставя кулаки по бокам от меня, — разденься для меня, Мадина…

В его глазах — голод.

А в моих…

Откуда во мне это все берется?

Не знаю, не понимаю. Наверно, только инстинкты говорят.

Я улыбаюсь, упираю ладони в голые обжигающие плечи, отталкиваю… И Данияр, чуть вздернув бровь, подчиняется.

Мы меняемся местами: он сидит на кровати, а я стою перед ним.

Беру пульт со стола, щелкаю, приглушая свет