Мифологические рассказы и легенды Русского Севера - О. А. Черепанова

№ 363. Одному была посажена икота. А было так. Дядя у его, так говорили, что икотник. Он решил это проверить. Пришел к дяде, наливает пива и думает: «Прочитаю воскресную молитву — не выпьет». Так и было. Дядя узнал и посадил ему икоту.

А еще один тут был... Пахал, а конь испугался. Он излешакнулся, или исчертахнулся, икота и зашла к нему в рот. Говорят, это лешачихи привязали ему икоту. Надо на рубаху воскресную молитву начитать (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Засурье, 1984).

№ 364. Икоты садили. Мой дядя не сшил Андрею Антоновичу сапоги, и Андрей посадил жене его икоту. Она шла, коров гонила, да к ней муха в рот залетела, а дома сажа налетела, а она заревела, закаталась. Вызвали тут урядника, а она говорит: «Вы бы позвали Андреюшко голубанушко, хоть бы привели его». Вот ведут его да что-то разговаривают. Да она как бросилась ему в ноги: «Ох, Андреюшко, голубанушко!» Не знаю, что он сделал. А как он умирал, говорят, он никак не мог в больнице умереть, умер в пошевнях[182] (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Немнюга, 1984).

№ 365. Раньше у нас был один икотник. Одна жонка пришла в гости, посидела и пошла, а другая провожать пошла, в рубашке, озябла, сказала: «Ой, цомор[183] с тобой, как я озябла!» Сказала, и икота пришла в ей. Она сама говорит, а в ей икота говорит, реветь начала. Говорит: «К Степану перейду», потом: «К Александру перейду!» Оба потом померли (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Кушпокала, 1984).

№ 366. Когда корову шишки доводят или пропадет корова, то три креста рябиновых ставят на росстани и задом катятся. Надо шишкам все пути-дороги закрыть и звать их. Кричишь, кричишь: «У-у-у! У-у-у! Все вы и банные, и рижные, водяные и болотные, полевые и озерные, лесные и местные и все, все, все...» Всех их надо собрать, а потом сказать: «Я закрываю вам все пути-дороги». Корова и найдется. А потом хресты надо обязательно снимать, а то будет плохо. Шишки затирюшча тебя, покою не дадут. Когда кресты ставят, надо ни о чем не думать и ни о чем не говорить. Люди, которые кресты ставят, очень тяжело помирают (Новгородская обл., Любытинский район, Своятино, 1986).

№ 367. Это мать пела сыну. Сын уезжал, бросил жену да двоих детей. Свекровь моя и пела: «Белый чад[184], кудрявый чад, пади, мой цад, не на воду, не на землю, пади, мой цад, сыну на сердце. Ни запить, ни заесть, любовью не залюбовать. Ау! едь домой!»

Печку затопляю, как дым пойдет, туда и крицишь, как первый дым пойдет: «Сын мой, иди домой!» — три раза. «У-у-у». Воротится он! Еще чтоб воротился, где крестовая дорога, свеци уж ставили (Архангельская обл., Каргопольский район, Хотеново, 1989).

№ 368. Спиной, задом в рекрута ребят выводили. Спиной против матицы. Отец, помню, повернул, поставил солнышком, чтобы лицом к дому, чтоб вернулся (Вологодская обл., Череповецкий район, Большой двор, 1987).

№ 369. В каждых сутках есть пухлый час... Три часа пухлых быват. Пухлый час, когда всяку худобу навести могут. Она в пухлой час сказала: «Унеси тя». Особо эта байна в пухлый час давит, много людей умират... Шишко в пухлый час появляется, это 11—12 часов ночи (Коми, Усть-Цилемский район, Загривочная, 1984).

№ 370. Проклянутый час в двенадцать ночи и в двенадцать дня, шесть утра и шесть вечера. В эти часы опасаться надо, выходить благословясь. Эти часы накрянуты[185] [е]. Днем тоже быват неурочный час, нельзя детей ругать. Если обругать: «Беги, беги!», еще черта или лешака помянуть, то убежит и больше не вернется (Новгородская обл., Пестовский район, Ельничное, 1986).

№ 371. Ой, девки, расскажу, как слухать ходила. Я сама маленька была. Вот пришли мы в избу. Девки-от мни и говорять: «Глаза закрой». Сидим, слухаем. Однысь слышу: чегой-то как залалайдало[186], и бубенцы зазвенели. Ой, девки, испужалась я! А потом, немного погодя, свадьба в деревне нашей была. А на свадьбе старуха стара была. Дочь-от ейна домой пошла, а ю на свадьбе оставила. Старуха стара да выпимши, да и упала с лестницы, а там кол был. Да она об энтот кол да и стукнись. Да и померла. Четыре дня на морозе лежала, думат, отойдет. Ан нет. Старуха померла, да и счастья семье энтой не было. На свадьбе горе, и всю жизнь невеста промаялась. Вот-от послухали! Стук — дак старуха померла, разбилась, а бубенцы — дак свадьба. Так-то от, девки, замуж выходить! (Карелия, Медвежьегорский район, 1979).

№ 372. В Святки я не ходила, а другие ходили, что там было, Бог их знает. Я только раз, девятнадцатого января, с Собакиной мы ходили. Вышли на назем[187], а Собакина круг оцертила, мусор на веник положила, я села на чепурочки[188], а она начала говорить: «Церти бо церти, по закруги три церта, а в круге нет никого. Стань, гора каменна, от востока до заката, чтобы ни пройти, ни проехать злому ворогу. Святоцки-святоцки, окаянные вецероцки, скажите сущую правду!» А дальше говорят, на что гадают. Придет ли жених или что другое.

Вдруг в хлеве хлопок. Настасья бежит и кричит, что поросенок в хлев попал. А он не мог там быть, дыры там не было. А летом у них, у Собакиных, один мужик в лошадь топором влепил (Архангельская обл., Каргопольский район, Хотеново, 1989).

№ 373. Гадали, на Новый год гадали. Вот мы пошли с подружкой-то на перекресток снег-от трясти. Фартук так одели и пошли-от. Ёна мне снегу поклала в фартук-то, круг очертили, снег-то трясти стали. Ой, мы тогда испугались, ой испугались! Слушали-то; а где-то далеко-далеко будто кто крыльцо скоблит. Звук-то такой, как крыльцо скоблят. А мы — то испугались и ну домой! А того году у нас умер тятя, дак вот как гроб-то делали, дык доски так вот и скоблили, и звук такой-то был. А мы-то и не поняли и убежали. Вот если песни где поют, значит замуж выйдешь в этом году. Обязательно надо к Новому году идти на перекресток гадать и круг очертить, а потом в фартук снег трясти. Ну вот я-то батька протрясла, вот никак и не забуду (Вологодская обл., Череповецкий район, Заречье, 1987).

№ 374. Когда гадаешь, зеркало нать навести на свечу. Антошка Андреев посмотрел в зеркало.