Мифологические рассказы и легенды Русского Севера - О. А. Черепанова

№ 337. Колдунья заколдует — и он оборотень. У водяного тож приворочено бывает. Больше в медведя оборачивает, особенно парней, девчонки — в птичек. Зла-то он [оборотень] не делает, и срок у его тож свой есть. Обратно будет, когда кто его сможет полюбить в таком виде. Он весь срок таким пугалом будет бегать (Новгородская обл., Старорусский район, Ивановское, 1990).

№ 338. Еретики, они читают книжки и друг от друга перенимают... Водят они как-то. Терят дорогу человек, не видит домой попасть и потом болеет. Запускают чё ли. Бог их знает чё они там. Как они, чё они делают? Словами, раньше чернокнижье како-то было. Раньше медведями ходили да волком бегали здесь, еретики-те. У нас папа даже видал. Вот это знали дак. Волком оборачивались, обертывались. И медведем ходили. Было раньше это, верили. А сейчас верить не стали и сами — шишки.

Триха Волчиных был — тот сущий еретник. Он оборачивался волком. У нас папа говорил, 93 года он умер, папа. И здешны, местны мы были. И тот местный был (Коми, Усть-Цилемский район, 1987).

№ 339. У папы на глазах человек в медведя оборотился. В воды вошел человек, а вылез медведем, в лес ушел и сказал одежды его не жгать. А они сожгали, он и остался медведем. Он пояс только не снял. Пошел в стадо, коров задрал, какие люди ему неприятность сделали. Его убили, а на нем ремень.

А дедко раз говорит: «Бабка, ноцью ногу на меня не закидывай, будет медвежья нога». Она-то как-то накинула, и правда, наутро нога медвежья (Архангельская обл., Мезенский район, Усть-Пеза, 1986).

№ 340. Маленькие — это чертенята. Одна женщина с ними зналась. Ей их надо было сдать. Она другой женщине корову продала, а та к ней приходит потом и говорит: «Я у вас купила коровушку, а она со двора-то к вам бежит». Та достает палочку из-за трубы и дает гнать корову. Палочка така с узорами. Ей нужно маленьких сдать, а маленькие-то на палочке. Говорит, никуда не клади, засунь за трубу. Им работы-то надо давать. Одна семя льнянно на двор выбросит: «Подберите все!» Или пеньки в лесу считать, или веревки из песка вьют. Не дать работы, они шалят. Бывало, ночью пол выбран, все раскубырят, утром все как есть. Чтоб их сдать, в поле хорошую вещь вынесут и скажут: «Стерегите». Если кто возьмет, ее маленькие к нему перейдут.

С виду они всяко покажутся. У одной женщины они ночью возились и в ведре с помоями утонули. Она утром приходит, а они в ведре плавают, маленькие, как мышата, утонули (Новгородская обл., Пестовский район, Малышево, 1986).

№ 341. У этих ворожей есь маленькие, наверно. У нас был такой старик, все ране коров пас, у него медиа труба была. К земле наклонится и закричит по-своему, и все придут, и буренки, и пеструшки. Так у ёго были маленькие. Есть маленькие, так и из-за леса достают скотину, если за лес ее уведут. Им работу дают, какую хошь. Кидают работу, чтоб больше была. А не дашь работу, они тебя затерющат, жива не будешь.

У кого есть, они сами знают, как от них избавиться. Есть платки кладут на родник. Раз платок взяла, так и примешь маленьких. На платок их кладут, платок свернутый как следоват.

Раз тетенька пришла на родник, а там шалинка нова с кистями лежит. Она ее взяла, так потом целый месяц домой не ходила ночевать. По ночам в избе ломота, свет горит, изба полная, пляшут, поют, в гармонику играют. И она уж сама не своя стала, черная вся. Вечером к избы подходит, а заходить боится.

Есть у людей и есть люди, знают, как избавить. Они ее и научили, чтоб она шалинку снесла назад. Говорят, ступай к колодцу, сверни ее, где была лежала и положь. И скажи: «Вот кладу на ваше место ваше добро. Три раза скажи». Она и снесла. А там ей голос: «Хватилася, догадалася!» То они с шалинки уходили. «А то б тебя сегодня не было». Они б ее задавили. Она после того и говорит: «Вечером к себе ночевать пойду, а то соседке уж надоела».

И еще про одну говорили, что у ей маленькие были. Покажутся в красных шапках с торчками. Живут-то они при ней, и держит их при себе. Делать-то все и помогают. Сядет есть, а она по три ложки под стол. Стану мыть, смотрю — ничего нет. Кормила она их. Только с худым словом крестилась, за стол не крестясь садилась (Новгородская обл., Пестовский район, Ельничное, 1986).

№ 342. Один инвалид был, без руки с войны пришел. Говорят, что он знался. Все косить ходил, левой рукой косит, сметывает. Ходит, в лесу один разговаривает. Шли они с одним заготовителем пешком и заспорили. «Ты, — говорит [заготовитель], — ничего не знаешь, все врешь». А он взял напустил. Набежало каких-то маленьких, в лужу поставили, каких-каких ни набежало, всего обрызгали, грязью запятнали. Весь мокрый был.

Или, говорит, сморочил он меня, или напустил. Есть какая-то сила. Году в пятьдесят восьмом было. Теперь инвалид уж умер (Вологодская обл., Белозерский район, Георгиевское, 1988).

№ 343. Дедушка рассказывал, Тарас был бесованный. Они выпимши были: «Покажи солдатиков». И они с крыльца спускаются, сорок, все маленькие, одинаковые, в темных костюмах. Их, солдатиков, кормить надо. Так же едят, как люди, они все кушают.

И еще про одного говорили, он шишков знал. Попросили, чтобы показал. «Только не испугайтесь». У всех синие короткие штанки, красные рубашечки, стоят шеренгой, как маленькие человечки, пятьдесят-семьдесят сантиметров. Они как будто скачут, а не ходят. А как приказал — шум да ветер. «Я их в лес пошлю, они ходят, хвою считают. Им надо работу давать. А как надо, я их позову, так вихрь идет».

Тут один у нас умирал, никто не берет у него сотрудников. Они метают его с крыльца, не давают они умереть, сотрудники-ти.

Один мужчина говорит, на вецерки хожу, а меня девки не любят, только отциркивают. А один мужик ижемской приехал, пойдем, говорит, в баню, сделаю так, что любить будут. Пошел я в баню, а там, осподи, собака какая! Пасть-то открыла, ахит. Он мне и говорит: «Кинься собаке в ахит». Он кинулся, и у него птицка на плеце стала, так с птицкой и ушел. Пошел на вецорку,